– Можно я вас о чем-то спрошу? – говорит Анджела.

– Валяйте, – говорит Свенсон.

– Вот это все, что описано в романе, так на самом деле было?

– По-моему, мы обсуждали в классе. Нельзя задавать этот вопрос…

– Мы же сейчас не в классе.

– Не в классе, – соглашается Свенсон. – Мой отец погиб именно так. Мы с мамой действительно узнали о случившемся из новостей. Он стал знаменитостью – на четверть часа. И сцена в молельном доме квакеров, когда к мальчику подходит старик и говорит, что его жизнь поднимется из пепла отцовской жизни, – все тоже было на самом деле. – Свенсон столько раз это произносил, что исповедью не считает. Собственно говоря, это предательство его собственного тяжелого прошлого, заранее отлитое в удобную форму, и всякий раз, когда журналисты расспрашивали его про «Час Феникса», он отвечал просто на автомате. – Вы ведь знаете про Вьетнам? И про антивоенное движение?

Анджела вздрагивает и закатывает глаза.

– Ну зачем вы так? Я же не умственно отсталая.

Свенсону стыдно за свой менторский тон, и он пытается вспомнить какую-нибудь новую подробность.

– Вот ведь смешно… Я иногда и сам не могу вспомнить, что происходило на самом деле, а что я выдумал.

– Я бы помнила, – говорит Анджела.

– Вы еще молоды. А как насчет материала к вашему роману? Что там правда?

Анджела вжимается в кресло.

– Ну и вопросик…

Ей явно не по себе, и это заразительно. Но кто объяснит, почему она имеет право задавать такие вопросы, а когда он обращается с тем же к ней – это уже насилие над личностью и назойливость?

– Да ничего, – говорит Анджела. – Я все выдумала. Ну… была у меня подруга, она ставила опыты с яйцами – для урока биологии. Но остальное я сама придумала.

– Что ж, замечательно! – говорит Свенсон.

– Вот так… я хотела спросить, как по-вашему, мне надо что-нибудь переделать в этой главе?

Он же только что просил ее не слушать ничьих советов.

– Давайте вместе посмотрим.

Анджела протягивает ему рукопись, он ее перелистывает. Действительно здорово. Он не ошибся.

– Последняя фраза… Ее можно опустить, и текст только выиграет. Вы и так уже все дали понять.

– Какая фраза? – Анджела пододвигает кресло поближе, они оба, едва не соприкасаясь лбами, склоняются над рукописью.

– Вот эта. – Свенсон читает вслух: – «Я была до безумия влюблена в учителя музыки и, вернувшись из школы домой, думала о нем постоянно». Мы же узнали это из предыдущего предложения. Главу можно закончить и так: «Меня гораздо больше интересовало, что скажет мистер Рейнод, когда я расскажу ему об этом завтра после репетиции».

До Свенсона наконец дошло. Как он умудрился, дважды прочитав текст, не обратить внимания, что это рассказ о влюбленной в учителя девочке? Почему? Да потому, что не хотел понимать. Беседа с Анджелой и без того его вымотала.

– А когда вы начали писать свой… роман?

– В начале лета. Я приехала к маме, и у меня снова был нервный срыв. – Анджела достает из рюкзака ручку, вычеркивает последнюю фразу. – Еще что-нибудь?

– Нет, – говорит Свенсон. – Больше ничего.

– Можно я вам дам продолжение? – Она уже достала новый оранжевый конверт и протягивает его Свенсону.

– Давайте, – говорит он. – Можем обсудить его на следующей неделе, после занятий.