Изменить размер шрифта - +
Она отходит в сторонку, давая ему отпереть дверь, и при входе даже, кажется, не споткнулась. На сей раз она сразу усаживается в кресло и умудряется изобразить подобие йоговской позы, которая, по-видимому, необходима ей для душевного равновесия. Свенсон долго роется в портфеле, но тревога оказывается ложной, и он в конце концов вытаскивает оранжевый конверт, который протягивает Анджеле.

– Как я понимаю, вы получили мое сообщение, – говорит он.

– Я даже запись в автоответчике не стерла, – отвечает Анджела. – Тыщу раз ее слушала. Ой, мамочки! Что я несу? Давайте сделаем вид, что я этого не говорила. А надо было вам отзвонить? Знаете, я была ужасно смущена. Боялась, вы решите, будто я хочу, чтобы вы похвалили меня еще раз.

– Я вовсе не ждал вашего звонка, – говорит Свенсон. – Это у вас Роберт Джонсон на автоответчике?

– Неужели узнали? Правда, он неподражаем? А вы знаете, что он умер лет в шестнадцать? Подружка из ревности подсыпала ему в вино яд.

– Да, слышал, – отвечает Свенсон. – Итак… Даже не знаю, что добавить к тому, что я сообщил на автоответчик.

– Вы опечатки нашли? – спрашивает она.

– По-моему, почти все. Я их отметил. И сделал еще две-три пометки. А так… пишите дальше. Только не показывайте всем подряд. И ради бога не приносите в класс. Никому не позволяйте вам советовать. Серьезно, никому. Даже мне.

– Господи боже мой, – говорит Анджела грудным голосом. Свенсон с легким ужасом наблюдает, как ее глаза наполняются слезами. – Я просто счастлива. – Она вытирает глаза ладонью. – Не только потому, что вы мой учитель. Я ведь на самом деле восхищаюсь вашими романами. «Час Феникса» моя самая любимая в мире книжка.

– А я думал, «Джейн Эйр».

– Это другое, – говорит Анджела. – Ваша книга спасла мне жизнь.

– Спасибо.

Свенсон не хочет знать, каким образом. Он подозревает, что ответ ему уже известен. Когда он на вечерах читал отрывки из «Часа Феникса», к нему потом подходили благодарные слушатели и говорили, что в романе он описал их жизнь. У них тоже отцы были психами. Поначалу он чувствовал себя обязанным выслушивать их рассказы – ужасные истории про алкоголиков, алиментщиков, черствых и замкнутых трудоголиков. Но разве он про это писал? Неужели они не читали той главы, в которой мальчик из теленовостей узнает, что его отец пошел на самосожжение? Они что, хотят сказать, что и с ними такое было? В конце концов он научился говорить прочувствованное «Спасибо». Простого «спасибо» было вполне достаточно.

Но, кажется, не для Анджелы.

– Когда я училась в старших классах, отец все время грозился покончить с собой. И я не знала ни одного человека – ни в классе, ни среди всех знакомых в нашем нью-джерсийском захолустье, – который бы прошел через то же что я. А когда папа все-таки это сделал, со мной случилось нечто… странное. Вот тогда-то мой врач и дал мне эту книгу. Благодаря ей я поняла, что люди и такое выдерживают. Она действительно мне помогла. Спасла меня. Да и роман замечательный. По-моему, на уровне Шарлотты Бронте и Стендаля.

– Спасибо, – говорит Свенсон. – Я польщен.

Это правда. Свенсон счастлив. Как же приятно думать, что его книга помогла этой девочке. Когда журналисты спрашивали, каким он представляет своего идеального читателя, он говорил, что пишет для людей нервных, чтобы им было что почитать в самолете. Теперь он думает, что отвечать надо было так: для школьников из нью-джерсийского захолустья, для девочек, считающих, что только их жизни изуродовала судьба.

Быстрый переход