|
Виктор насупился. Запах сирени положительно мешал сосредоточиться. Хорошо Пронину болеть! – Знаете, – сказал Виктор, – у вас от цветов голова еще сильней разболится. – Ладно ладно, – отозвался Пронин. – Ты о деле говори, а не о цветах. Виктор пожал плечами. – Я думаю, что виноват Сливинский, – начал он, поворачиваясь спиною к цветам. – Он выполнил поручение, и от него решили избавиться. “Мавр сделал свое дело…” – Что? – Пронин высунул голову из под одеяла. – Ну, брат, этого я от тебя не ожидал. Провинциальная школа! – Позвольте, – возразил Виктор. – Он не изобретатель, он только с боку припека, увязался с товарищем в Москву… – Ну, знаешь, это и впрямь только Мавра или Агаша такое заключение могут сделать, – съязвил Пронин. – Уж если тебе затрепанные афоризмы полюбились, я тоже тебе напомню: aut bene, aut nihil – о мертвых говорят только хорошее… Виктор обиделся. – По мне, прохвост и после смерти прохвост. – Да ты вдумайся, – возразил Пронин. – Если бы Сливинский хотел похитить чертежи, обязательно увязался бы с Зайцевым в управление. Прохвосты всегда заботятся о своем алиби. Он и до этого и после этого имел тысячи возможностей снять копию, и уж если и совершил бы кражу, обязательно подстроил бы так, чтобы произошла она в присутствии товарища, заставил бы Зайцева разделить с ним ответственность. Наоборот, он не поехал в управление только потому, что оказался хорошим и деликатным человеком. Сливинский не считал себя изобретателем и не хотел делить с Зайцевым славу. Так что об этом покойнике – или хорошее, или ничего. Пронин не часто заступался за незнакомых людей, и это означало, что он очень тщательно продумал поведение Сливинского. – Но кто же тогда? – задумчиво спросил Виктор, глядя на разгоряченное лицо Пронина. – Вот это и предстоит тебе решить, – отозвался Пронин, прячась снова под одеяло. – У меня температура, вон под сиренью и бюллетень лежит, мне думать врач запретил. Виктор с удивлением взглянул на Пронина и смущенно отвел глаза в сторону. – Значит, это дело… Вы хотите это дело передать… – произнес он запинаясь и еще раз недоверчиво посмотрел на Пронина. – Передать это дело другому следователю? – Э, нет… – Пронин опять оживился. – Это, брат, было бы стыдно… – Значит… – Виктор заметил в глазах Пронина насмешливую искорку и тоже повеселел. – Неужели вы доверите это дело мне, Иван Николаевич? Пронин натянул одеяло чуть не до самых глаз. – Там посмотрим, посмотрим, – пробормотал он. – Пока что никому ничего передавать не надо. Работай. Виктор поглубже сел в кресло. – Посоветуйте хоть с чего начать! – Начать? – озабоченно переспросил Иван Николаевич. – От какого угла танцевать? С середины! Все углы обойти надо. Поезжай к Евлахову. Начнем со сказки про белого бычка. Хорошо, если бы история с документом повторилась. Попроси его… Иван Николаевич никогда не выхватывал из запутанного клубка какую нибудь одну нить, он считал необходимым одновременно распутывать все нити, – в этом и заключался смысл его советов, хотя врач и запретил ему думать. Раз уж случилось преступление, следовало проверить всех, кто имел хоть какую нибудь причастность к злополучным чертежам. Пронин позвонил Евлахову, посетовал на болезнь, сообщил о том, что расследование поручил вести Железнову, попросил ему во всем довериться и на этом успокоился. |
