— Я думал о Хэмише, — начал Иэн, — и понял, что, поскольку вы намерены бороться за его право на титул главы клана и владение Скейгом, нам следует что-то решить насчет детей. Пройдут годы, прежде чем это право подтвердится, и на это уйдет очень много денег. Не хочу, чтобы вы сочли, что я каким-либо образом вмешиваюсь в ваши дела, но Хэмиш должен получить достойное образование. Ему сейчас лет восемь?

— Восемь с половиной, — ответила Мойда.

— Значит, я почти угадал, — кивнул Иэн. — И в этом возрасте, конечно же, ему пора посещать начальную школу. Вы об этом задумывались?

— Нет, — сказала Мойда. — С тех пор как погиб его отец, я обучала мальчика сама.

— Не сомневаюсь, что у вас это отлично получается, но это совсем не одно и то же, что обучаться по специальной программе, а это пригодится ему в дальнейшем в средней школе.

— Ну а если Хэмиш не сможет… — начала было Мойда.

— Я хочу, чтобы вы это поняли, — перебил ее Иэн, — если вы выиграете свое дело, само собой разумеется, что Хэмиш сможет пойти в любую школу, которую вы выберете, и у него будут деньги заплатить, но даже в случае неудачи я все равно хотел бы взять на себя ответственность за его образование. Все эти годы моя семья чувствовала обязательства в отношении семьи Хольмов, выплачивая им по тысяче в год. Это будет продолжаться; и поскольку, как мне кажется, у меня побольше опыта и влияния в области школ, чем у вас, я сочту за честь, если вы позволите мне выбрать для Хэмиша школу и заплатить за его обучение.

Мойда сцепила пальцы. Она отчаянно пыталась мыслить ясно, определить, касалось ли это и ее, задумалась над тем, приняла бы она подобное предложение двадцать четыре часа назад. Биение сердца и пульсация крови, казалось, затуманивали ей разум.

Иэн был рядом с ней, он смотрел на нее, говорил с ней, думал о ней и Хэмише, был таким деликатным, таким добрым, таким заботливым, что она без всякой на то причины — и это было даже смешно — старалась его не слушать.

— Я помню, что сказал прошлым утром — «Бойтесь данайцев, дары приносящих», — сказал Иэн, — но я не хотел бы, чтобы вы считали меня врагом. Что бы ни случилось, какое решение ни будет принято, дети не должны страдать. Они не сделали ничего дурного. Ваши племянники пережили удар судьбы, но они слишком малы. Как несправедливо, что на их долю выпали горе и несчастья, которые приносит нам жизнь.

Мойда резко посмотрела на Иэна.

— Что вы знаете о горе и несчастьях? — спросила она.

— Это очень личный вопрос, — ответил тот. — Я же хочу, чтобы здесь не было ничего личного.

— Почему?

— Потому что я не хочу, чтобы вы подумали, что я желаю помочь детям исключительно ради вас. Я хочу, чтобы вы поверили — это также и ради них.

— Правда?

— Это еще один вопрос, который лучше оставить без ответа. Если бы я лишь понаслышке знал об их беде — претендентах на Скейг, которых вышвырнули из дому без гроша в кармане, — возможно, я не был бы обеспокоен этим так, как сейчас, когда я знаю их и вас. Вы очень храбрая женщина, Мойда. Вы просто незабываемая женщина!

Он говорил тихо, и вдруг Мойда поняла, что больше не выдержит.

— Мне пора ложиться спать, — сказала она. — Я очень устала. Сейчас я не могу ничего решить.

— Конечно, — согласился Иэн. — Мне не следовало беспокоить вас после такого дня, как сегодня.

С этими словами он протянул руки, и почти бессознательно Мойда подала ему свои ладони. Она ощутила силу его пальцев, почувствовала внезапную дрожь, охватившую ее от прикосновений Иэна.