«Зря нас бросили сюда, — вдруг подумал Ойген. — Я стал другим. Остальные навсегда остались в лесу, а из оберштурмфюрера Венка туземцы сварили превосходный суп, жаль только, что оберштурмфюрер не видел, как в закипающую вокруг него воду кидают коренья и травы. Он это заслужил.

Зачем нас отправили сюда? Чтобы мы легли мертвыми в лесах? Разве в Берлине не знали, с чем нам придется столкнуться? И были ли мы первыми?»

Эта мысль показалась ему важной.

Лес постепенно сгущался, он словно смыкался вокруг ротенфюрера, мягко трогая его языками лиан. Ойген почувствовал отчаяние. Он уже не понимал, куда идет, и все-таки упрямо продирался сквозь кусты, находя звериные тропки. Это было опасно, очень опасно, но иначе в дремучих зарослях невозможно пройти.

«Бесполезно, — подумал Ойген. — Сюда не стоило лезть с оружием. Здесь бесполезно стрелять, потому что против того, кто приходит завоевывать, встает вся природа. Мы сунулись сюда с автоматами. Этого не следовало делать. Те, кто послал нас, ничего не поняли. Нас просто подставили, чтобы посмотреть, что может этот колдун. А ему и не пришлось что-то делать. Все сделала природа, а завершили аборигены. Наверное, сюда не надо было приходить с автоматами, сюда следовало приходить без оружия, чтобы понять. Даже аборигенов».

Наверное, он нашел нужную мысль — почти сразу же исчезла изъедающая тело мошкара, не стало слышно зловещего шуршания по сторонам, да и непроходимые джунгли, казалось бы, расступились, чтобы дать Ойгену дорогу. Теперь он почти не спотыкался, а когда увидел под ногами следы от танковых гусениц, едва не завопил от восторга, понимая, что спасен, что теперь он выберется из этого страшного места, под зеленым непроницаемым покровом которого остались все его камрады.

Он шел, зажав в кулаке чудом сохранившуюся у него пряжку от ремня, на которой готическим шрифтом было выдавлено «С нами Бог!» — странное и бесполезное заклинание, которое ничем не помогло им в этой экспедиции, прежде всего потому, что они пришли в лес карателями.

И, прежде чем Ойген ун-Грайм выбрался из леса, он увидел странное, невероятное существо — красный длинношеий олень с гордыми рогами легко раздвинул густые заросли, замер, оглядывая голого человека, всхрапнул, потянулся к нему умной красивой мордой, обнюхивая обожженную и изъеденную гнусом кожу, потом фыркнул, словно узнал Ойгена, и исчез в зарослях, оставив после себя примятую листву и сломанные сучья.

Ойген вышел на опушку леса.

Где-то недалеко ревел тракторный пускач, на открывающейся равнине голубело блюдце небольшого озера, рядом с которым высилось несколько десятков покрытых шифером домиков. Бунгало полевого агента Херцога выделялось размерами, добротностью постройки и поблескивающими антеннами дальней связи рядом с ним.

Он поднял голову.

Гриф, сопровождавший их отряд до последней смерти и теперь наблюдавший за ним, сделал последний круг и, лениво взмахнув крылом, полетел назад, словно выполнил свою задачу и теперь оставлял человеку право самому решать, как он будет жить дальше.

Ун-Грайм вытер лицо. Он выжил. Он выжил!

Его вдруг переполнила безудержная радость, словно он невредимым вышел из тяжелейшего боя. Он выбрался в цивилизованный мир, и все могилы остались позади. Волею случая на костях судьбы ему выпала редкостная удача.

В бунгало полевого агента Херцога рядом с работающей радиостанцией сидел человек в гражданской одежде. Даже на первый взгляд становилось понятным, что это сидит человек, облеченный властью и оттого могущий многое.

— Да, — сказал человек. — Результаты получились интереснейшие. Вот видите, Зиверс, я же говорил, что исследования дают лучший результат, если они проводятся в той среде, где обитает объект! Элитное подразделение СС! Он справился с ними шутя. И это говорит о том, что следует продолжить работу.