Короткое напряженное перемирие, наступившее следом, прервали вопли старика, которого, казалось, охватил внезапный приступ раскаяния, вызванный прискорбным состоянием костей на столе.

— Ты сломал ее! — выкрикнул он, тыча пальцем в сторону трупа, и рванулся к Нарбондо. — Ты… ты… ты еще заплатишь!

Горбун пожал плечами, обретя вдруг спокойствие.

— Нет, — возразил он взбешенному проповеднику, оправил пиджак и весело подмигнул женщине. — Это тебе придется платить.

С этими словами он распахнул дверь и кивком указал на погруженный во тьму черный коридор за порогом комнаты.

— С твоей мамашей я еще не закончил, хотя попытку и без того стоит признать успешной. Не будь наш карп безнадежно истерзан, сейчас она танцевала бы здесь менуэты, — тут доктор опустил руку на открытую клавиатуру пианино у двери и с силой провел по ней ладонью, вызвав лавину восходящих нот.

Переводя неуверенный взгляд с Нарбондо на Пьюла и обратно, Шилох даже не шелохнулся, когда горбун снова кивнул ему в сторону выхода. На пороге уже стояли двое мужчин: толстяк в тюрбане и крепкий парень со страшно изувеченным лицом. Женщина попятилась к окну, но была перехвачена испуганным Пьюлом. Тот, что в тюрбане, отвесил старику церемонный поклон и, вытащив из жилетного кармана пистолет, наставил его на оцепеневшего горбуна.

— Идемте, дорогая, — позвал проповедник, подбадривая женщину нетерпеливым взмахом ладони. Годелл едва расслышал эти слова, произнесенные неожиданно спокойным тоном. Толстяк выставил вперед левый локоть и утвердил на нем дуло своего пистолета, нацеленное теперь точно в приоткрытый рот Пьюла; ассистент Нарбондо немедленно толкнул женщину в объятия старика. — Предложение остается в силе. Каждый из нас хочет получить свою женщину, причем живую. Мы оба скучали по ним, не так ли?

Дожидаться ответа Шилох не стал. В сопровождении женщины и обоих подручных он растворился во мраке за распахнутой дверью.

Перепрыгивая через две ступеньки, Годелл выбежал на улицу раньше них. Рассказ Сент-Ива о странных типах, виденных им в доме терпимости, не оставлял сомнений о личностях и природе подручных Шилоха; оставалось уповать на то, что изобретатель был не менее точен и в описании их уязвимостей. Брогам, ожидавший седоков за углом Олд Комптон-стрит, позволил Годеллу предположить, что компания свернет именно туда. Недолго думая, табачник присел в темноте дверного проема и принялся ждать.

Вдали хлопнула дверь, по крыльцу соседнего дома простучала дробь шагов, и минуту спустя мимо торопливо прошествовали четыре смутно различимые фигуры. Незнакомку бесцеремонно тащил за собой старик-проповедник, издававший невнятные протяжные звуки, нечто среднее между стоном и смешками. Годелл тихонько двинулся следом; шаги его терялись в общем топоте. Уже не скрываясь, он ухватил мужчину в тюрбане за воротник плаща и рванул назад; когда же толстяк в удивлении обернулся, Годелл быстрым движением выдернул пистолет у него из-за пояса.

Посчитав, что угрозы оружием в адрес ходячих мертвецов не принесут особой пользы, он проскочил мимо обоих, сгреб Шилоха за лацканы пальто и, сунув трость под мышку, приставил дуло пистолета к его виску.

— Буду благодарен, если вы отпустите руку этой дамы, — сказал Годелл.

Без промедления исполнив его просьбу, старик вскинул обе руки над головой, всем своим видом демонстрируя, что не имеет намерений спорить.