Шилох не сводил с горбуна пристального взгляда.

— Ты не оставляешь мне выбора, — сказал он.

С готовностью кивнув, Нарбондо возвел очи к небу:

— Совершенно верно. Никакого выбора, ни малейшего. Да у меня просто руки чешутся застрелить тебя и превратить в познавательный аттракцион бродячего шапито! Где ящик, я спрашиваю?

— На борту дирижабля доктора Бердлипа. Нелл Оулсби вручила ему ящик в ночь убийства брата. Вот тебе ящик, будь он неладен! Много тебе в том проку? Когда дирижабль…

Но Нарбондо уже развернулся к Шилоху спиной и, почесывая подбородок, в задумчивости удалился к окну.

— Ну конечно, где же еще… — бормотал он.

— Я еще не закончил! — возмутился проповедник и тут словно бы впервые заметил присутствие Уиллиса Пьюла. Смолк, с удивлением всматриваясь в рябое, неестественно бледное лицо ассистента Нарбондо.

— Воистину, сын мой, — заговорил он, пресытившись наконец этим зрелищем, — ужасающее состояние твоего облика для меня — что открытая книга, и страницы ее повествуют о жизни, исполненной греховности. Но возрадуйся, ибо еще не слишком поздно! Ибо…

Дальнейшее откровение так и осталось неизреченным, поскольку не сдержавшийся Пьюл влепил разглагольствующему проповеднику отменного леща. Получив звонкий хлопок в лоб, тот спиною вперед вылетел за порог, жонглируя стеклянным кубом с заключенной внутри головой матери. И дверь за ним захлопнулась.

XIII

КОРОЛЕВСКАЯ АКАДЕМИЯ

— Я только что стал свидетелем удивительнейших событий, — с несвойственным ему энтузиазмом объявил Теофил Годелл. Капитан Пауэрс подался вперед в своем кресле, подбадривая друга. Но вначале он все же поднял правую руку, словно взывая о короткой паузе, и, приподняв со стола графин с портвейном, показал его Нелл Оулсби, которая с улыбкой покачала головою в ответ.

Годелл изложил историю об оживлении бесформенной кучи тряпок, лежавшей на прозекторском столе; рассказал, с какой печалью наблюдал из-за шторы отчаянные метания Билла Кракена; как своими глазами видел, как Нарбондо заставил истлевший костяк шевелиться и даже танцевать по своей лаборатории; как тот рассыпался на части и Шилох-мессия осел на пол, скрывшись вместе с Уиллисом Пьюлом из виду, а Нарбондо насел на Кракена, размахивая лопатой. На крышке пианино он узрел то ли ящик капитана, то ли его точную копию, и попал в крайне затруднительное положение, измысливая надежный способ заполучить его назад. Так или иначе, его отлично продуманный план рухнул, когда Кракен, которого, по всей видимости, держали там против воли, все-таки сбежал, и Годеллу пришлось погнаться за ним и пробежать пол-Лондона, чтобы в Лаймхаусе окончательно сбиться со следа и вернуться сюда с пустыми руками.

Капитан кивал поверх своей трубки, сжимая и разжимая кулаки, так что жгуты мышц ходуном ходили по его предплечьям.

— Значит, мы отправимся туда сами и вернем ящик, — постановил он наконец, с прищуром глянув на Годелла.

Тот кивнул. Само собой, этот незамысловатый план представлялся ему единственно верным решением: в конце концов, речь шла об изумруде с кулак величиной. В так и не полученном Джеком наследстве воплощались все их с Дороти средства к существованию.

Обращение к полиции мало чем поможет, но выдаст стражам порядка Нелл. «Откуда, — спросят они, — взялся этот изумруд? Если Джек Оулсби унаследовал камень от отца, отчего же не хранил его сам? К чему все тайны, все сложности? Как, скажите на милость, изумруд оказался у доктора Нарбондо? Значит, вы обвиняете его в краже? Ах, не обвиняете? Говорите, он лишь отобрал камень у похитителя? Так-так, а где же пресловутый похититель, некто Кракен?» Кто же его знает, где-то в Лондоне… Полисмены станут чесать затылки, переглядываться, и в итоге подозрение падет на невинных, а из старых пыльных шкафов окажется извлечено — может, даже и в самом буквальном смысле — целое полчище скелетов…

— Нет уж, — тряхнул головой капитан, — заварили кашу сами, сами и будем расхлебывать.