— Да ну его в баню. Конечно, о покойниках плохо не говорят, а только как выпьет, так и нудит, так и нудит. Дюже трудно с ним было. Поучать начинал да войной все попрекал. Говорит, пока вы по тылам отсиживались, я за вас под фашистскими пулями кровушку проливал. А почему я виноват, если в тую пору еще пацаном бесштанным бегал? Какая тут моя вина? Нам тоже несладко приходилось. Маманя на четверых пять картошин принесет, и как хочешь, так и дели. А, что там говорить. Тебя как зовут?

— Константином с утра был.

— Наливай, Константин, и пусть земля ему будет пухом.

— Налить можно, только злость я к его убийцам имею. Нашел бы — не пощадил.

— А ты кем ему будешь, что так печалишься? Раньше-то я тебя что-то не видел.

— И скажи спасибо. Там, где я был, лучше не вспоминать.

— Понимаю. Значит, ты у хозяина с ним скорешился?

— Дядя, какая тебе разница?! — грубо оборвал я опасный для меня допрос. — Где я был, там меня больше нет, и давай мы эту тему закроем.

— Я не против. Значит, ты его три года не видел?

— Что-то много ты спрашиваешь, дядя! Уж не у легавого ли я в гостях?

— Да нет, мужик, успокойся, все путем, — принялся успокаивать меня Витюша. — Это он так, от любопытства. Давайте лучше выпьем.

— Давайте, — нехотя пошел я на попятный. — Только обскажите мне все до тонкости, как все произошло. Его что, ограбили? Пытали?

— Да мы сами не понимаем, что у него было грабить? Ну, забрали у него пенсию и десяток фронтовых наград. Из-за такой-то малости зачем человека убивать? — пьяно и простодушно изумился Витюша.

— А может, в драке его порешили?

— Этого не было, — категорично отверг мое предположение дядя Боря.

— А ты почем знаешь?

— А потому, что в пятницу меня как понятого туда затащили. Так вот, никаких следов драки и сопротивления я не увидел. Это я тебе, Константин, точно говорю.

— А может быть, они после убийства все прибрали?

— Нет, там все стояло на своих местах. Только раскрытый чемоданчик, где он хранил ордена, валялся под столом. А теперь сам прикинь. Если бы они хотели покрыть драку, то зачем им на видном месте бросать выпотрошенный чемодан?

— Верно говоришь, — похвалил я ясный ум дяди Бори. — Никакого смысла в этом не было. А кто знал о его наградах?

— Да весь двор знал, он их на каждый праздник цеплял.

— А что говорят соседи? Может быть, они слышали какую-нибудь ругань, ссору?

— Нет, никто ничего не слышал.

— Странно, — задумчиво разливая водочные остатки, проговорил я. — Если верить вашим словам, то опьянели вы только к ночи. Тогда получается, что весь день, почти двенадцать часов, вы должны были слышать, что творится в соседской квартире. Но вы ничего не слышали. Я правильно говорю?

— Истину говоришь, все было спокойно, — подумав, согласно кивнул дядя Боря. — Но только ты забываешь о том получасе, когда мы ходили за пузырем.

— А где ты его покупал?

— Там же, где и ты, — непонимающе ответил он.

— И сколько времени я за ним ходил?

— Сколько? Минут десять.

— Почему же ты потратил на это полчаса?

— Ну, это я так… Ты скоро ходишь, а мы не спеша. А вообще-то мы с Витькой еще возле подъезда стояли, курили. Ну, значит, не полчаса, а минут двадцать.

— За то время, пока вы курили, кто-нибудь входил или выходил из подъезда?

— Да никто.