- Чем же?

- Бабы помои выливают, что получше им, остальное скотине. Там желоб есть. Сверху выливаешь, а внизу корыто, хорошо кормим, еще добавки требуют.

- А где они спят?

- Там же, в шахте, еще никто оттуда не возвращался.

- И много золота берут?

- Дык, почитай, с полкило в сутки, а если меньше, то мы им помоев не даем. Они и стараются. Жрут только много, по десять ведер в сутки. Бабы ругаются, особливо зимой, коровы голодные остаются. Но Фома говорит, что эти копатели выгоднее, чем коровы. Старец Фому слушается. Фома раньше в Ленинграде работал. Слыхал небось про такой город?

- Слыхал, брат Василий, мне примерно понятна конструкция вашего общества. И кому же вы сбываете металл?

- ...

- Вот поэтому ты нам больше не нужен. Костя, дай-ка топорик.

- Погоди, - остановил я ретивого палача, хотя и понимал, что это всего лишь игра, - нам Васятка не рассказал о старце: кто он такой. Где живет? Как живет? С кем живет?

- А как скажу, дык не убьете?

- "Дык" посмотрим. Если все честно расскажешь, может, и не убьем.

- Старец живет в ските, в молельном дому, вместе с Фомой и архиреем Саклей.

- Педерасты, что ли?

- Что такое, я не знаю?

- Ну в попку друг друга трахают!

- Тьфу, пидоры, что ли, так бы и говорил. Нет! К ним наши бабы завсегда приходют. Седня моя Анюта должна иттить, дочка моя, значит. Они втроем одну шуруют. Старые ужо. Полижут, понюхают, а к ночи отпускают.

- И тебе не жалко дочери?

- А чё ее жалеть? У меня их много.

- Сколько?

- Бог его знает, мы ужо всех перетово... Сами не знаем, кто откудова.

- А в лес твой старец выходит?

- Не можно ему из общины выходить. Он - наш бог. Он живет в нас.

- Вот и отлично. А где находится ваш молельный дом с проживающим в нем богом, нарисуй-ка.

- Нарисуй... Я же пальцем шевельнуть не могу! Посередине дом...

- Сторожа есть?

- А как же, Мишка-дурак охраняет. До утра с берданкой стоит. Как пес предан старцу, он ему жизнь даровал.

- За что же это? Его что, должны были убить? Почему?

- За то, что дурак. Мы дураков сразу убиваем. У нас их много рождается. Года в два уже видно, что недоумок. У нас тогда апостол старец Матфей их палкой по башке убивает, а мы их в желоб свиньям складываем. Нам лекарь говорил, что нельзя сестер е..., а мы все равно е... Старец благословляет.

- Оригинальные вы кролики. Костя, он нам больше не нужен. Кончай его. - Вассаров протянул мне топор, от которого я в ужасе шарахнулся.

- Не надо, Гоша, он еще не все сказал. Вася, как проникнуть в монастырь?

- Тама над воротами веревка висит. Дернуть за нее надо. Зазвонит колокол, и вам откроют.

- Вася, ты меня не понял, нам нужно пробраться в скит незамеченными.

- Я все расскажу. Только не убивайте меня.

- Дядя Гоша пошутил, никто тебя убивать не собирается.

- Тебе я верю, ты незлобивый... По левую руку от ворот, под загородь протекает ручей. Туда и ныряйте.

* * *

Промозглым вечером по первому снегу мы отправились к монастырю, оставив бандита на попечение Евдокии. К скиту добрались уже в полной темноте, руководствуясь лишь стрелкой, компаса, снятого с мертвой Димкиной руки. Для рекогносцировки Вассаров тут же забрался на дерево, но ничего, кроме собачьего лая, в полной темноте ему засечь не удалось. Недовольный, но решительный, он спустился вниз.

- Идем к ручью. Скит спит.

Мокрые и злые, мы проникли на территорию монастыря, главной ставки лесных разбойников. Ничего не подозревающая человеческая тень полоскала в ручье какую-то тряпку. Вместе с этой тряпкой мужик, уже без сознания, поплыл дальше вниз по течению. Если бы не Васькина наколка, то черта с два бы мы нашли этот самый молельный дом, затерянный между разлапистых пихт. Приземистое строение возникло неожиданно перед самым носом.