|
Он еще не знал, что застал ее во всеоружии — она пыталась справиться с захлестнувшей ее внезапной яростью по поводу последней новости — три дня назад Портнягин сообщил ей, что девица была у гинеколога. В регистратуре удалось выяснить: срок беременности критический, но направление на аборт выписано не было. Известие оглушило ее — это уже были не просто шашни на стороне, такой разворот событий требовал от всех участников немедленной реакции — принятия решений непростых, вполне возможно, что и крайних.
Услышав шум подъехавшей машины, она села за письменный стол и, изобразив погружение в работу, принялась перепечатывать ненужную ей страницу, а сама только и думала о том, чтобы не сорваться в крик. Она собралась было сразу выложить перед ним досье, но когда он сам предстал перед ней с видом побитой собаки и без лишних церемоний безжалостно выпалил — «мой ребенок, от меня», она, выдержав такое вступление, тут же решила отступить от намеченного плана, потому что эти слова больно обожгли ее. Никакого снисхождения не будет! Она выдаст ему по полной программе — пусть почувствует себя в одиночестве!.. Нужно взять его измором… — Уйди, — сказала она бесцветным голосом, — не могу и не хочу тебя видеть… — Прости меня, Лера… — Я уже сказала тебе — уйди, мне нужно побыть одной и переварить это досье… — Какое досье? — Вот эту мерзость, которую только что получила почтой… — Что это еще за досье? — При беглом взгляде — подробные описания похождений стареющего повесы с девицей, годящейся ему по возрасту в дочери… — Да кто и что мог прислать? — Доброхотов у нас всегда было хоть отбавляй, а нынешний доброжелатель подписаться не пожелал. — Бедная моя, — сказал он, чувствуя себя последним подлецом. — Оставь свои лицемерные соболезнования при себе… и очень тебя прошу — не смей приближаться ко мне… попробую как-то осмыслить всю эту грязь… Она взяла со стола пакет и начала медленно подниматься по лестнице — пусть видит, что он с ней сделал. «Посмотрим, что ты запоешь, когда окончательно подрастеряешь запал да помечешься в одиночестве. Не выйду из спальни до тех пор, пока сам не приползешь на брюхе», — с ненавистью подумала она и, закрывшись изнутри, легла на диван.
Он не знал, что делать, — впервые она не только не захотела с ним разговаривать, но и оставила одного, да еще ушла в жутком состоянии, еле передвигая ноги, как в обмороке, с трудом поднимаясь по ступенькам. Теперь она не просто не могла ему помочь, но по всему было видно — сама нуждалась в помощи… «А если с ней случится какой-нибудь удар — что тогда?» От этой внезапной мысли он сразу похолодел и мгновенно взлетел по лестнице к двери спальни — оттуда не доносилось ни звука… Он попытался открыть дверь, но понял, что она заперта изнутри… На его робкий стук не последовало никакого ответа. Он постучал сильнее — молчание… «Нет, она мне этого никогда не простит, такое простить невозможно», — с тоской подумал он и медленно пошел вниз. — Сергей Петрович, когда ужин-то подавать? Калерия Аркадьевна, никак, легли? А чего так рано? — Отдыхайте, Фенечка, сегодня обойдемся без ужина, не хочется что-то… просто позже попьем чаю… Ему было не до еды, ему было просто тошно. Слоняясь по кабинету и не зная, куда себя деть, он пребывал в полном оцепенении от разом навалившегося кошмара. Хотя перспектива отцовства и потрясла его, но теперь эта новость несколько отступила на второй план перед непонятной перспективой какого-то досье. |
