ГЛАВА 4

Видимо, он появился, потому что сквозь полуоткрытую дверь до нее донеслись голоса:

— Извините за вторжение, можно поговорить с Калерией Аркадьевной?

— А вам назначено?

— Да, но я пришел чуть раньше. Где можно подождать?

— Пройдите, пожалуйста, налево и там — вторая дверь, — прогудела низким прокуренным голосом Лидьванна, секретарша.

— Благодарю, вы очень любезны, — немного церемонно ответил приятный густой баритон.

Голоса действовали на Калерию необычайно сильно. Она где-то читала, что между строем души, мыслей и голосом существует полная гармония. Если это так, то он должен быть существом необыкновенным — столь завораживающего, магнетического, обволакивающего тембра ей ни разу не доводилось слышать, даже обожаемый Левитан не обладал такими глубокими обертонами. Это было как наваждение — еще не увидев его, она уже откликнулась, потянулась на его голос…

«Только не окажись убожеством или смешным!» — взмолилась она, напряженно уставившись на дверь.

Что это с ней? Неужели вхождение в новое, неизведанное раньше творчество делает ее настолько неуверенной в себе, что она и сама превращается в экзальтированную дебютантку, со страхом ждущую приговора профессионала? Ведь ей не раз приходилось начинать с нуля и ничего подобного с ней не происходило; и в музыке она не полный профан — закончила музыкальную школу, прилично играет на фортепиано… Да и здесь она не для того, чтобы состязаться с композитором в глубине музыкальных познаний. Ее задача проста — ввести его в спектакль и обратить внимание на части текста, которые, по ее мнению, стоило бы усилить музыкальной поддержкой. Правда, она ничего не знала о характере молодого человека. Ей было немного не по себе еще и потому, что она довольно смутно представляла богемно-музыкальные круги, знакомство с которыми ограничивалось парой-тройкой крупных имен, в остальном же знание оных сводилось к анекдотическим байкам. Впервые она должна была проводить встречу в таком неуверенном и взвинченном состоянии, и как это делать — было для нее полной загадкой. Хотя, наверное, такое волнение было ни к чему — он же не кабацкий лабух, а выпускник консерватории, интеллигентный человек… уж как-нибудь должны понять друг друга…

Она решила, что сразу скажет ему главное — исходя из знания материала, выбрала подходящие по смыслу стихи, а также ввела несколько дополнительных сцен — в магазине, на балу в Благородном собрании, на прогулке, дуэльную… Спектакль расписан до мельчайших подробностей — все танцы-романсы определены, музыкальные пики и вставки казались на месте, сам Печорин у нее в двух фрагментах должен играть на скрипке. Стихотворений выбрано с избытком — он не будет ограничен ее вкусом… Лишь бы бессмысленно не заартачился и не стал выпячивать своих заслуг, но даже при этом придется принимать его условия, не останавливаться же из-за этого на полпути…

Ей удалось кое-что узнать о нем — профессиональный пианист, в Москве шесть лет, в консерватории закончил теоретико-композиторский факультет. У профессора Вершинина занимался оперно-симфоническим дирижированием, его любимый ученик. На госэкзамене в Доме композиторов с блеском дирижировал Первой симфонией собственного сочинения. После окончания консерватории прошел месяц, пока нигде не работает — нет постоянной прописки, живет у тетки, пробивается случайными заработками, репетиторствует и дирижирует всем, что подвернется под руку. Пытался пристроить свои камерные сочинения, но безуспешно — в музыкальном мире пробиться еще сложнее, чем в литературном… Уж если над самим Шостаковичем так изощренно измывались, то молодому провинциалу рассчитывать на быстрый успех в столице тем более не приходится.