– И ни разу за праздники не дежурим? – недоверчиво спросил Сашка.

– Свободны до четвертого мая, – подтвердил я.

– Прекрасно! Можно подумать о спасении души. Как говорил все тот же мой знакомый немец: их виль безухен айне кляйне пивнухе. Пива хочешь?

– Нет. Я, наоборот, хочу пойти на свидание.

– Чрезвычайно почтенное занятие, – сказал Сашка. – Не смею отговаривать…

После его ухода я еще некоторое время листал дело, но никаких идей не приходило, да и взяться им не с чего было. Я запер папку в сейф и позвонил Люде‑Людочке‑Миле. Поболтали немного, потом я сказал ей:

– А ведь вы помогли мне…

– Стать самым‑самым? – с интересом спросила Мила.

– Нет, самым‑самым мне, видимо, даже с вашей помощью не стать. А вот кое‑что прояснить в ситуации вы мне помогли…

– Неужели все это и за полвека не превратилось в пустые побрякушки? – удивилась Мила.

Я засмеялся:

– Милочка, вещь становится побрякушкой, когда утрачивает смысл, которым наделили ее люди. Но если побрякушку облечь новым смыслом, она опять становится вещью. Другой, новой вещью.

– Ну вас, вы меня только дразните какими‑то намеками, а ничего все равно не расскажете.

– А вы что собираетесь делать сегодня, Мила?

– Буду готовиться в дорогу.

– В какую дорогу? – удивился я.

– Мы решили целой компанией поехать на праздники в Ленинград.

– А‑а! – разочарованно протянул я и вдруг поймал себя на мысли, что это не вызывает у меня досады. – А я думал, мы с вами увидимся.

Мила помолчала и сказала:

– Нет, мы уже договорились…

– Тогда после праздников созвонимся?

– Я четвертого числа улетаю в командировку в Свердловск, – и мне послышалась в ее голосе горечь. – Помните, мы с вами говорили про уток и лебедей?

– Да, – обескураженно сказал я. – А что?

– Есть еще хуже участь – в Австралии живут нелетающие птицы под названием киви‑киви. Представляете, как ужасно родиться птицей, которая никогда не летает. Птица, которая только ходит? В общем, глупости это все. Я вам когда‑нибудь сама позвоню…

– Спасибо, Милочка, вам за все. Вы мне здорово помогли, и дело даже не в этом дурацком ордене…

– Если киви‑киви прыгнет с горы, то и она может немного пролететь, – засмеялась Мила. – Будьте счастливы, мы еще с вами увидимся…

И положила трубку.

Было еще рано, и я решил навести у себя на столе полный порядок. Сразу после праздников мне, наверное, дадут новое дело и я буду заниматься им, исподволь готовясь к встрече с Батоном. Через три дня я приду сюда утром, сяду за стол, и все должно быть готово. Готово к чему?

«Готов», «готово» – это слово вызывает у меня дрожь, как скрежет ножа по кастрюле. Даже в метро я стараюсь войти побыстрее в вагон, чтобы не слышать, как машинист командует на опустевшей платформе – «готов!» В нем есть какая‑то решительная законченность, невозможность ничего изменить и переделать, свершенность сегодняшнего дня, никак не связанная с будущим, хотя вроде оно и обращено целиком в завтра. У Лены была шутливая приговорочка: «Готов ли ты к встрече со счастьем?» Она часто говорила это, и ее шутливые слова пугали меня, когда я окончательно усвоил для себя их смысл, несмотря на то, что она никогда их не растолковывала.