|
Поэтому ты воруешь только на этих станциях. Здесь уже везенье просто необходимо: если на первой станции украсть нельзя, ты дожидаешься следующей, иногда третьей, а иногда и весь прогон бывает холостым. Но как только подворачивается момент, ты берешь чужой чемодан и тотчас же пересаживаешься во встречный поезд. И удаляешься от потерпевшего с удвоенной поездной скоростью. Пока человек хватится, пока доедет до следующей станции, заявит в милицию, пока передадут по линии – ты уже вместе с толпой пассажиров сходишь на платформу в Москве, садишься на такси и отправляешься восвояси. Если, конечно, не останавливает на привокзальной площади инспектор Савельев, знающий тебя по фотографиям в лицо и интересующийся содержимым твоего чемодана. Как тебе нравится мой рассказ?
– Довольно занимательно. А с потерпевшим‑то что? Без него это только психологический этюд. Увлекательный. И не более… Как вы любите говорить: доказательственной силы в суде не имеет. – Точно, нужен потерпевший. Ты, Батон, человек умный, опытный и правильно догадался, что потерпевшего у нас нет. Поэтому мы, займемся сейчас его вычислением. А ты, может быть, если ошибемся, подскажешь… – Ну это уж увольте. Я в уголовном розыске зарплату не получаю, чтобы вместе с вами самого себя ловить. – Да что вы все «деньги» да «зарплата»! – удивился Сашка. – Ведь есть же интерес академический, бескорыстное творчество. – Как же, как же! Мне за творческое удовлетворение «пятерик» сунут, а вам – по медали. Ничего себе премии на вашем конкурсе! – За вас, Дедушкин, медаль не дадут, – сказал Сашка. – У нас медали скорее дают за храбрость, чем за сообразительность. – А нам в суде больше за сообразительность дают, – огорчился Батон. – Так у вас сообразительность, Дедушкин, вредная, за это и дают много, – вежливо объяснил Сашка. – Ну‑ну, посмотрим, у вас какая сообразительность, – сказал Батон, – может быть, вам правильно медалей не дают. – Может быть, – согласился я. – Итак, начнем сеанс материализации духов. Во сколько ты его задержал, Саша? – Половина седьмого было. Он шел с кишиневского поезда – 18.25. Экспресс «Молдова» называется поезд. – Отлично, – я взял расписание и стал выписывать на отдельный лист все остановки экспресса. – Позвони, пожалуйста, в справочную, узнай, не было ли опозданий, остановок и задержек вне расписания. Пока Сашка трудолюбиво накручивал телефонный диск, я выписал перпендикулярно к графику движения экспресса «Молдова» расписание всех поездов, отправившихся из Москвы от Киевского вокзала за вчерашние сутки. Кишиневский скорый останавливался девять раз: Котовск – 0.13, Вапиярка – 1.49, Жмеринка – 3.03, Винница – 3.47, Казатин – 4.52, Киев – 7.08, Конотоп – 9.29, Брянск – 13.47, Сухиничи – 15.20 и в 18.25 – Москва. Получились своеобразные оси координат, где кривая движения лежала между временем и направлением. Поэтому один из московских поездов должен был обязательно пересечь какую‑то из девяти временных точек движения кишиневского поезда. Линию пересек в Конотопе «Дунай‑экспресс», который прибыл туда в 9.10 и отправился далее в Софию – Стамбул через девять минут. Где‑то на ближних семафорах он встретился с подходящей к станции «Молдовой», ни разу в этом рейсе – по сведениям Сашки – из расписания не выходившей. Через семь минут Батон отбыл в Москву. С чемоданом своего попутчика из «Дунай‑экспресса». Ознакомив Батона с результатами своих подсчетов, я спросил: – Будем теперь всерьез говорить? – Нет. |
