Ехать предстояло на «Красные Ворота».

В метро Баринов остановился около безобразного идиота, который тряс головой и неумело крестился. Штанина его брюк была закатана, и все видели нагноение на грязной ноге.

Нищие мучили Баринова. Некоторые выглядели благополучными, — такие действительно могли зашибать в месяц больше, чем он сам, и таким он не подавал. Но этот явно был нищий. Он мог жить в одиночестве, в коммунальной комнатенке, вызывая у соседей брезгливость, сочувствие и ненависть одновременно. Баринов тоже сочувствовал и ненавидел. Он подал идиоту пять рублей, и тот что-то промычал.

Таяло, и назавтра обещали похолодание, но сегодня все было мягко и влажно. Стемнело уже час назад, и на рыхлом снегу во дворе большого серого дома, рядом с детским городком и песочницей, лежали желтые квадраты. Баринов любил такие дома и этот район. Он часто ходил сюда в кинотеатр «Встреча» смотреть ужасы по видаку.

Лифт работал, и Баринов поразился тому, как хорошо сохранился этот старый дом среди развала и грязи. Он доехал до четвертого этажа и позвонил в дверь. Ему было интересно.

Дверь открыл мужчина лет тридцати, в джинсах, свитере, полноватый, но крепкий, и даже щетина его говорила не о запущенности, но о намеренном поддержании гарлемского стиля.

Ничего не говоря, он пропустил Баринова в квартиру и кивнул на вешалку. Баринов стал разматывать шарф и заговорил улыбчиво и смущенно, как всегда говорил в подобных ситуациях:

— Добрый вечер. Я, знаете… вам, может быть, говорила Аня… — Аней звали Иркину подругу, высокую молчаливую девушку, голодавшую по системе Блаватской. — Я вот принес… вот тут.

Фатумолог спокойно кивал, и Баринов подивился тому, какой интеллигентный и симпатичный тип перед ним стоял. Предложены были шлепанцы.

— Кофе? — спросил фатумолог.

— Если можно.

— Отчего же нельзя? Вот сюда.

Они прошли в комнату, ничем не отличавшуюся от сотен комнат в сотнях интеллигентских квартир, с тем же набором книг, среди которых не было ни одного труда Папюса, что Баринова очень порадовало. Астрологический журнал служил подставкой горячему кофейнику. Прямо как знал он, подумал Баринов: уже и кофе у него готов горячий.

— Так-с, — сказал фатумолог. — Присаживайтесь. Значит, сразу хочу вас предупредить, что никаких точных прогнозов я не даю, гарантий тоже, и даже нет у меня такого льготного правила, чтобы платили только те, у кого сбылось. Я ничего не предсказываю, я даю приблизительную оценку ваших собственных ощущений и указываю на слишком уж явные опасности. Если вы на таких условиях согласны платить — мы будем работать, если нет — бесплатный кофе и бесплатный же разговор на общекультурные темы, и вы идете по своим делам. Договорились?

— Вполне, — сказал Баринов, искренне расположенный к фатумологу. — Но, если можно, мне бы хотелось знать, каковы принципы… и вообще.

— То есть чем я отличаюсь от первого же хироманта на Арбате? Это можно, — сказал фатумолог. — Это милое дело. У вас какое образование?

— Высшее гуманитарное. Вы боитесь, что я не пойму?

— Да что вы! Просто, будь у вас техническое, мне пришлось бы сделать акцент на других вещах. Сюда все входит. Я вам достаточно откровенно все поясню, и никакого секрета тут нет, но у меня одна просьба. Вы ведь, насколько мне известно, занимаетесь журналистикой?

То, что он не сказал просто «журналист», Баринову тоже понравилось, потому что журналистикой он зарабатывал и называться журналистом не любил.

— Я вас прошу не очень на эти темы распространяться.