А поскольку приза мы не получили, деньги придется зарабатывать классическим, так сказать, способом. Езжайте — вы обещали. А я тут, с детьми останусь. И то правда — здесь как-то душевнее.
Что душевнее, это и я знаю. Может, и нет разносолов, заливной осетрины и перепелов с ананасами, но все настолько от души, что не ответить взаимностью просто невозможно. Вот и вчера, едва мы подкатили к воротам, как тут же Мишка — явно дожидался — их отворил. Осталось лишь закатиться в сарай. И баня истоплена, и самовар поспел, и на столе пусть и простая еда, но все вкусное, сытное, с пылу — с жару. Видно: ждали, готовились, как бы не с самого утра. А без нас — скучали. И вот такая искренняя, от самого сердца, забота для меня гораздо ценнее всех балов и приемов. Но — действительно, обещал. И потому Клейст будет лечить душу в доме, где его любят и уважают безо всяких условий, а я поеду обедать туда, где меня принимают за мой статус и ради моего знакомства со взбалмошной дочкой в надежде, что со мной рядом она образумится и вернется к принятым в обществе традициям своего пола. Ну или, по крайней мере, эти проблемы станут головной болью не родителей, а лично моей.
Глава 5
В прихожей Боголюбов, громко меня приветствуя, так, чтобы слышали во всей квартире, шепнул:
— Владимир Антонович, ради бога, за столом ни слова о…
Я понятливо кивнул и, следом за хозяином, прошел в гостиную.
В комнате помимо Веры Арсеньевны и Михаила Платоновича было еще несколько человек: уже знакомый мне инспектор дорожной полиции Вениамин Ильич Охотин с супругой и еще одна пара, ранее мне не встречавшаяся. Я раскланялся с Охотиным, приложился к ручке его дражайшей половины, некогда очаровательной, а ныне, на мой вкус, чрезмерно располневшей.
Нынче Боголюбов не забыл исполнить обязанности хозяина:
— Позвольте представить: Господин Старостин Константин Семенович, юрист. Госпожа Старостина Юлия Петровна. господин Стриженов Владимир Антонович, гонщик и предприниматель.
Все уверили друг друга в приятности взаимосозерцания и, наконец, уселись за стол. Начался неторопливый разговор ни о чем. Впрочем, продлился он недолго: вошла кухарка и внесла блюдо с заливной осетриной.
За едой говорить о серьезных вещах не принято, а о несерьезных не хочется. Да и рот все время занят: кухарка и вправду мастерица. И лишь тогда, когда застолье докатилось до чая, начался тот разговор, ради которого все и собрались.
Я довольно подробно описал гонку, исключая некоторые моменты. Вообще, что такое гонка? Это долгая и весьма однообразная езда по заданному маршруту. Так что мне пришлось постараться, чтобы история моя не сводилась к перечислению контрольных точек, и мне это, кажется, удалось. Интерес к моему рассказу что у хозяев, что у гостей был неподдельный. Внимали все. Даже прислуга, забыв о своих обязанностях, встала в дверях гостиной. Ну а Миша Боголюбов и вовсе глядел на меня как на живого инопланетянина и жадно впитывал каждое мое слово.
После длинной череды вопросов компания, как водится, распалась на женскую и мужскую части. Дамы, усевшись в углу гостиной, принялись вполголоса обсуждать что-то свое, время от времени с интересом поглядывая на меня. А я вместе с остальными мужчинами разместился в углу противоположном.
Боголюбов угостил всех сигарами. Я, как некурящий, отказался, а остальные охотно задымили. И когда нашу компанию отчасти скрыли клубы табачного дыма, Боголюбов обратился ко мне:
— Владимир Антонович, расскажите нам все то, что вы пропустили в вашей, так сказать, застольной версии.
Я вновь принялся описывать недавние события: троицу бандитов, поджог сарая с мобилем, разборки в трактире, поломка, авария… Не упустил и мелькнувшего в Скопине Вернезьева
— Вот, господа, все то, чему я был свидетель.
— А было что-то еще, чему вы свидетелем не были? — поинтересовался юрист. |