Старый слуга провел меня через анфиладу полутемных пыльных комнат в хозяйское крыло особняка. Остановился у высокой дубовой двери, постучал и, дождавшись ответа, впустил меня, оставшись снаружи.

Комната, в которой я очутился, была чисто убрана. Окна тщательно вымыты, дубовый паркет натерт до блеска, на многочисленных предметах обстановки не было видно ни пылинки. В дальнем от входа углу, у окна, сидел старик преизрядного возраста. Еще бы: по моим подсчетам, Тенишеву должно было быть не менее восьмидесяти четырех лет. Но князь вовсе не выглядел дряхлой развалиной, одетой в затрапезный халат и укрытой пледом. Хозяин особняка оказался пусть и не особо крепким, но довольно бодрым для своего возраста человеком. Одет он был во вполне современный костюм, причесан, ухожен — полный контраст между ожиданиями и реальностью. Мне сразу бросился в глаза массивный перстень с крупным черным камнем на среднем пальце левой руки. Вернее, вензель на этом камне: буква «Т», точно такая же, что и на доставшемся мне в наследство от матушки.

— Добрый день, ваше сиятельство! — поприветствовал я князя, приблизившись на положенное этикетом расстояние.

— Здравствуйте, здравствуйте, молодой человек.

Голос Тенишева тоже оказался ничуть не стариковским: никакого дребезга. Глубокий, приятный баритон. Интересно, каким он был в лучшие годы.

— Не желаете чаю?

— С удовольствием, — поклонился я.

Князь, не глядя, нащупал свисающий вдоль стены шелковый шнурок и несколько раз дернул за него. Тут же дверь комнаты отворилась и на пороге показался давешний старик в ливрее.

— Чего изволите, ваше сиятельство? — угодливо спросил слуга.

— Вели подать сюда чай на двоих.

— Будет исполнено, ваше сиятельство.

— Присаживайтесь, Владимир Антонович, — обратился ко мне Тенишев, едва слуга удалился. — Вот сюда, напротив меня.

Я послушно уселся в удобное кресло.

Несколько минут мы говорили о пустяках — о погоде, о прогрессе в науке и технике и перешли, наконец, к холодному оружию… Я этот предмет знал слабо, поэтому старался больше слушать или обходиться общими высказываниями, эксплуатируя небогатые запасы сведений, случайно почерпнутых из интернета. Запас моих знаний подходил к концу, но меня спасла от конфуза миловидная женщина средних лет. Она вкатила сервированный для чая столик, установила его между нами и с поклоном удалилась.

— Наливайте себе чай, молодой человек, — предложил князь. — Сахар, мед, варенье, свежая выпечка — на ваш вкус. Не стесняйтесь.

Я не стал чиниться, налил себе чаю, положил в розетку душистого меда и сцапал горячую, особо зажаристую булочку.

Какое-то время мы чаевничали, продолжая начатый ранее разговор. Меня еще какое-то время помучили нюансами холодного оружия. Ну не знаю я, чем кинжал отличается от стилета, а шашка от сабли! А пришлось с умным видом кивать на реплики князя, и даже что-то говорить в ответ. Кошмар! В конце концов, князь отставил в сторону опустевшую чашку и, чуть подавшись в мою сторону, произнес:

— А теперь, Владимир Антонович, рассказывайте, зачем вам понадобился этот визит. И не вздумайте лгать мне!

Глаза его, несколько выцветшие, как это бывает у стариков, грозно сверкнули. Мне, признаться, стало не по себе. Я-то планировал постепенно перевести разговор на род Тенишевых и, выбрав удачный момент, признаться в своем происхождении. А теперь вышло, что меня поймали пусть не на лжи, но на махинации. Теперь придется оправдываться, прикрывая метрикой, словно фиговым листом, вынужденную ложь. Но, с другой стороны, вот он, случай объясниться, и ничего придумывать не надо. Я ведь специально для этого сюда и пришел!

Я вынул из кармана свою метрику и протянул Тенишеву. Тот взял бумагу, выудил из кармана сюртука круглые очки, нацепил их на нос и какое-то время всматривался в текст, беззвучно шевеля губами в процессе чтения.