– Это произошло девять лет назад, – голос был тихим и хриплым. Мэри пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать. – Нет, почти десять. В июне будет десять лет. Мы с Джо только-только переселились сюда. Я работал на ранчо Хав-Мун. Изнасиловали и убили девочку из соседнего округа и бросили ее тело рядом с границей ранчо. Меня забрали и допросили. Черт, я ожидал этого с той минуты, как услышал о девочке. Я был чужаком и индейцем. Но улик не было, поэтому им пришлось меня отпустить.

Три недели спустя была изнасилована еще одна девочка. Она жила на ранчо Рокин-Л, на запад от города. Ее сильно ударили, как и другую девочку, но она осталась жива и видела насильника. – Вульф надолго замолчал. Черные глаза ничего не выражали, пока он вглядывался в дела тех давних лет. – Девочка сказала, что насильник похож на индейца. Высокий, темноволосый. Высоких индейцев в округе можно было пересчитать по пальцам одной руки. Меня снова забрали. Я даже не знал, что изнасиловали еще одну девочку. Они посадили меня в ряд с шестью темноволосыми белыми. Девочка указала на меня. Мне тут же предъявили обвинение. Мы с Джо жили на ранчо, но в ночь изнасилования меня никто не видел дома, кроме Джо. Слово шестилетнего индейского мальчишки ничего не стоило.

У Мэри сдавило грудь, когда она представила, что это означало для Джо, который в то время был совсем ребенком. И насколько тяжелее пришлось Вульфу, который мучился мыслями о сыне. Она не смогла найти слов, чтобы как-то оправдать произвол десятилетней давности. Поэтому даже не стала пытаться; только сжала его пальцы в дружеском участии.

– Состоялся суд, и меня признали виновным. Еще повезло, что им не удалось пришить мне первое изнасилование, при котором убили девочку, а то бы меня линчевали. Все равно во всем считали виновным меня.

– Вас посадили в тюрьму? – Было невероятно трудно поверить в это, хотя она знала правду. – Что случилось с Джо?

– Государство взяло его под опеку. Я пережил тюрьму, хотя было нелегко. Насильники считаются законной добычей. Пришлось стать самым жестоким сукиным сыном только для того, чтобы выживать ночь за ночью.

Мэри слышала рассказы о тюремных нравах, и ее боль усилилась. Вульфа заперли, оторвали от солнца и гор, лишили ветра. Посадили в клетку как дикого зверя. Он был невиновен, но у него отняли свободу и сына, бросили на растерзание отбросов общества. Спал ли он спокойно хоть одну ночь в тюрьме или едва дремал, постоянно ожидая нападения?

Горло Мэри пересохло и сдавило. Она едва смогла спросить шепотом:

– Сколько вы пробыли там?

– Два года. – Его лицо застыло, только глаза оставались полными ожесточения. Но Мэри знала, что ожесточение направлено не на нее, а на горькие воспоминания. – Серию изнасилований и убийств от Каспера до Шайенна свели в одно дело, и парень был пойман. Он признался во всем с гордостью за свои достижениями, но слегка ошибся, его подвиги никто не оценил. Он признался в двух изнасилованиях в этом округе и рассказал все в подробностях, которые никто, кроме насильника, не мог знать.

– Он был индейцем?

Вульф жестко улыбнулся.

– Итальянцем. Оливковая кожа, вьющиеся волосы.

– И тогда вас освободили?

– Да. Меня признали невиновным, сказали «сожалеем» и отпустили на все четыре стороны. Я потерял сына, работу, все что имел. Потом разузнал, куда они поселили Джо и начал процедуру его возвращения. Некоторое время выступал на родео, чтобы подзаработать немного денег и преуспел. У меня отлично получалось. Я выиграл достаточно, чтобы вернуться не с пустыми карманами. Старый владелец ранчо Хав-Мун умер, не оставив наследников, и землю собирались продать в счет уплаты налогов. Меня выжали досуха, но земля стала моей. Мы с Джо обосновались здесь, начали заниматься лошадьми и возрождать ранчо.

– Почему вы вернулись? – Мэри не могла понять, как он мог вернуться туда, где с ним так жестоко обошлись.