Он провел нас в лодку, и мы отчалили. В лодке, кроме нас, сидело еще трое. Я уселся на банке посредине лодки и стал наблюдать, как они поднимают небольшой коричневый парус. Ветер был слабый, но нам удалось поймать его, и лодка поплыла по темной воде.
Мы отправились на поиски Оррина. Только бы он был жив!
— Надо подойти к дому очень тихо, — сказал Тинкер. — Их там больше, чем нас.
— У вас есть нож? — спросил человек в полосатой рубашке.
— Да, — ответил я, и все замолчали. За время нашего путешествия не было произнесено ни слова.
Ночь была теплой и тихой. У меня пересохло во рту — я чувствовал себя не в своей тарелке. Я привык к седлу, а не к лодке. Моя рука вновь легла на нож.
Мы миновали несколько лодок, привязанных к берегу, — везде царили темнота и покой. Два раза нам попались хижины на берегу, где еще горел свет, из одной доносилась пьяная ругань и крики. Мы плыли, словно привидения.
Я думал об одном: жив ли Оррин. Шансов на это было мало, но Тинкер, который знал побольше меня, верил, что его еще не убили.
Я сбросил пиджак, жалея, что вообще надел его, но у меня не было выбора — не появишься же без пиджака в ресторане отеля «Святой Карл».
— Мы приближаемся, — сказал кто-то, и я взялся за рукоятку ножа.
Оррин лежал в темноте, связанный по рукам и ногам. Время от времени по его лицу пробегал паук или долгоножка. Рубашка Оррина намокла от пота, даже в тех местах, где она задубела от крови. Он умирал от жажды, но человек, стороживший его, меньше всего заботился, чтобы пленнику было хорошо.
Люди, захватившие Оррина, считали, что ему известна их тайна и что он ищет золото. Они не могли допустить мысли, что Оррину нужна была лишь информация о его отце. Какие-то его слова напугали их. Оррин не сомневался, что, узнав то, что им нужно, они убьют его, поэтому он водил их за нос, надеясь оттянуть время.
Они и не подозревали, что Оррин силен и живуч и что нет такого оружия, которым бы он не владел в совершенстве. Оррин старательно поддерживал в них уверенность, что он всего-навсего беспомощный юрист, проведший всю свою жизнь за книгами.
Оррин не потерял голову от Фанни Бастон. Она была красива, но что-то в ней настораживало его, поэтому он старался быть предельно осторожным.
По пути к дому Бастонов Оррин постоянно смотрел, нет ли за ним слежки, и был готов к любым неожиданностям. Но он и предположить не мог, что ему подмешают снотворного в кофе, и догадался об этом слишком поздно.
Вообще-то Оррин предполагал, что может попасть в ловушку, но не очень-то в это верил. Во время разговора он понял: Бастоны хотят выяснить, что ему известно. Но он думал, что когда они убедятся в том, что он ничего не знает, ему пожелают спокойной ночи, и они расстанутся.
С самого начала он догадался, что испугал Бастонов, упомянув имя Пьера. Очевидно, во время той экспедиции в горы что-то произошло, и они хотели бы это скрыть. Странно, почему бы это, думал Оррин, ведь за давностью лет уже трудно или почти невозможно восстановить истину, не осталось ни улик, ни свидетелей.
За обедом шла обычная светская беседа, во время которой несколько раз заходила речь о Филипе. Филип очень богатый человек, как понял Оррин, в свое время был близок с Пьером. Правда, он так и не понял, были ли они родными братьями, но то, что между ними существовали какие-то узы, не оставляло никакого сомнения.
Оррин совсем не ожидал, что ему подсыплют в питье снотворное. Обстановка за столом была доброжелательной. Он обедал с Андре, Полем и Фанни.
Ему подмешали снотворное в кофе, который был такой крепкий, что Оррин не почувствовал ничего подозрительного, но, выпив его, он через несколько минут заметил, что с ним происходит что-то странное, и понял — все-таки он попался в ловушку. |