Сказав это, Оррин уселся на свое место, а Андре Бастон отошел от стола супругов Ла Круа.

Старик, лицо которого теперь посерело, подавленно сидел за столом. Его жена взглянула на Оррина и произнесла:

— Спасибо вам, большое спасибо. Вы спасли ему жизнь. Бастоны нас терпеть не могут, а Андре — известный в городе дуэлянт.

— Неужели? — Оррин взглянул на Андре, который усаживался за свой столик. — А не был ли он с Пьером, когда тот ушел в горы?

На мгновение наступило молчание, а затем женщина мягко сказала:

— Мы должны идти, мсье. Уже поздно, и мой муж устал.

Ла Круа медленно встал. На мгновение Оррину показалось, что он сейчас упадет, но старик распрямил плечи и взглянул на Оррина:

— Я не уверен, но думаю, что да.

Встал и Оррин:

— Приятно было побеседовать с вами. Если я могу чем-нибудь помочь…

— Благодарю вас.

Оррин сел, глядя, как они медленно удаляются, двое прекрасных, гордых супругов.

Неожиданно он услышал женский голос:

— Мистер Сэкетт? Я — Фанни Бастон, и мой дядя очень сожалеет, что вел себя так неучтиво. Он был уверен, что Ла Круа произнес его имя.

Оррин Сэкетт взглянул в глаза Фанни. Такой прекрасной девушки он еще не встречал. Он быстро поднялся и сказал:

— Его ошибка вполне простительна.

— Мы должны загладить свою вину. Нам бы не хотелось, чтобы вы покинули Новый Орлеан, считая нас негостеприимными. — Она накрыла его руку своей. — Мистер Сэкетт, приходите к нам поужинать. В четверг вечером вас устроит?

— Конечно, — ответил Оррин, — с удовольствием.

Вернувшись за свой столик, Фанни взглянула на брата и дядю.

— Ну вот! — сказала она. — Теперь все будет зависеть от вас. Интересно, что все-таки нужно этому Сэкетту?

След был холодный — двадцатилетней давности, и оставил его наш собственный отец.

Отец наш был, что называется, непоседой, а в старости его стали манить горы. Он умел добывать пушнину и всегда находил общий язык с индейцами. Отец дважды ходил в Скалистые горы, а из третьего похода не вернулся. В те суровые времена это было в порядке вещей — многие уходили на Запад и больше их никто не видел, разве только попадался кому-нибудь на глаза знакомый скальп на поясе случайно встреченного индейца.

Мы знали, что такое горные дороги, и, по нашему представлению, отец упал с лошади где-нибудь на высокогорном плато и умер от жажды или, оказавшись без пороха и пуль, попал в плен к индейцам. На Западе такие вещи случаются сплошь и рядом, и мы, сыновья, давно смирились со смертью отца. Но не наша мать.

Она старела и все чаще и чаще вспоминала отца и задавалась вопросом, что с ним произошло. Она без конца твердила, что он живет где-нибудь в горах, искалеченный и одинокий, без помощи и без заботы или терпит лишения в плену у индейцев. По ночам ее мучила бессонница и она сидела в старом кресле-качалке и думала об отце.

Нам все это представлялось маловероятным. Отец прекрасно знал природу и привык обходиться малым, а если бы он попал в плен к индейцам, то со временем наверняка нашел бы способ убежать. Мы были уверены: будь отец жив, он в любом случае вернулся бы домой.

В настоящее время наша семья жила в штате Нью-Мексико.