— Также экспертами обнаружен еще один косвенный признак: массовые отключения электроэнергии на центральной территории германского Рейха сроком от нескольких минут до примерно получаса. Наш источник при дворе короля Георга убежден, что работа “лучей смерти” требует колоссальной мощности. Но в то время, как военные рассуждают о новом секретном оружии, способном изменить ход войны, — продолжил диктор. — широкую общественность как в Европе, так и в Соединенных Штатах куда больше тревожат возможные последствия и ответный ход российского императора Павла. На данный момент американский Конгресс считает наиболее вероятным вмешательство глав Одаренных родов, а также вовлечение в войну союзных государств с обеих сторон. Так или иначе, подобное едва ли останется без ответа: “лучом смерти” за несколько минут были уничтожены не только правительственные здания, но и жилые кварталы в историческом центре Варшавы. Счет потерь гражданского населения уже сейчас преодолел отметку в пять тысяч и продолжает…

— Думаю, теперь ты довольна, фрайин.

Я едва не спалил ни в чем не повинный приемник вместе со столом — но все же удержался. Ярость не утихла — просто собралась в тугой комок и осела где-то в груди ледяной глыбой. Видимо, до лучших времен: сейчас драться было попросту не с кем, и все, что мне оставалось — думать.

— Готов поспорить — это та самая игрушка, которая приплыла в Антверпен на “Титании”, — проговорил я. — Ты слышала о подобном?

— Нет! Клянусь богом, Горчаков, я и представления не имела… — Хельга впилась в мою руку похолодевшими пальцами. — Канцлер бы никогда не посмел…

— И все же он посмел, — мрачно усмехнулся я. — Поджарил пять тысяч человек с безопасного расстояния, только чтобы заставить нашу армию покинуть город… Скажи, фрайин — ты до сих пор считаешь, что это мы начали войну?

Хельга не ответила. Выпустила мою руку и рухнула обратно в кресло с таким видом, будто из нее только что вынули половину костей. На мгновение я даже почувствовал то ли сочувствие, то ли жалость…

Которая, впрочем, тут же сменилась мыслями куда более тревожными. В самом деле — впору было радоваться, что первыми на такую подлость пошли немцы… но диктор из радиоприемника не ошибся: ответный удар непременно последует. И даже если Багратион и половина Госсовета будут призывать Павла к благоразумию и осторожности, дед лично соберет пару десятков таких же древних и могучих старцев — и врежет. Без оглядки на потери, сострадание и возможные последствия. Уж кто-кто, а он никогда не боялся испачкать руки в крови и умел не считаться с количеством убитых.

Я до сих пор имел весьма смутные представления об истинных возможностях Одаренных высшего ранга, но почему-то не сомневался, что страшная цифра в пять тысяч смертей уже через несколько дней вполне может показаться не такой уж колоссальной.

Мои невеселые размышления прервали тяжелые шаги на террасе. Капитан Коннери возвращался с чуть ли не двухчасовой аудиенции у генерал-губернатора — и вид при этом имел такой, будто уже знал не только последние новости, но что-то похуже. Он молча уселся напротив, залпом осушил мой бокал — и только потом заговорил.

— Операция провалилась, коммандер. Нас уже ждали — значит, остров предупредили заранее… Кто-то в самом Букингемском дворце, из ближайшего окружения короля.

— Весьма прискорбные известия, капитан, — отозвался я. — Впрочем, сейчас меня куда больше интересует, что же вы все-таки надеялись отыскать на том острове… Уж не ту ли штуковину, что способна за пару минут спалить полгорода?

Коннери отлично умел держать себя в руках — то ли научился за два с лишним десятка лет службы в Королевском флоте, то ли обладал незаурядным врожденным талантом.