Когда все было позади, она тихо заплакала.

— Что-нибудь не так, Кареглазка?

Она покачала головой, и он принялся губами осушать ее слезы.

6

В Кадене они вернулись только утром в понедельник. Конференция закончилась в пятницу, они поехали в Сен-Латье, поужинали и переночевали в дешевом отеле «Lièvre Amoureux», проспали до позднего утра, потом нашли в мишленовском гиде гостиницу «Les Hospitaliers» в Ле-Поэ-Лавале, тоже однозвездочную, и переночевали там. Последнюю ночь они провели под открытым небом вблизи Руссильона. Им не захотелось уезжать после пикника: вечер был теплым, небо усыпано звездами, и они проспали до рассвета, прижавшись друг к другу под пледами, которые Франсуаза возила с собой в машине. До Кадене им оставалось два часа езды. Светило солнце, воздух был прозрачен, а дорога — пуста. В маленьких городишках, через которые они проезжали, на витринах магазинчиков поднимались ставни, двери баров и булочных уже были открыты, жители несли домой багеты. Георг вел машину, рука Франсуазы лежала у него на бедре. Он долго молчал, потом спросил:

— Ты переедешь ко мне?

Он наслаждался радостным предвкушением своего вопроса и ее ответа, он знал, что она скажет «да», что между ними полная гармония. И вообще вся его жизнь вновь вернулась в состояние гармонии.

На конференции все сложилось наиблагоприятнейшим образом. Он вел себя свободно и непринужденно, поражал собеседников интересными вопросами и остроумными ответами, раздавал не только булнаковские визитные карточки, но и свои собственные, и один адвокат из Монтелимара, специализировавшийся на лизинге компьютерного оборудования и ответственности за программное обеспечение, пожелал «остаться с ним на связи» на случай немецко-французских тем. Представитель «Ксерокса» удивился, услышав название только что переведенного им справочника:

— Его же перевели еще год назад!

Плевать, это не его проблема. Главное, что в кармане пиджака — булнаковский конверт с шестью тысячами франков, а рядом сидит Франсуаза. Во вторую ночь, с четверга на пятницу, он сжег все мосты, отбросил всю осторожность и предусмотрительность. «Пусть это будет всего лишь одна ночь или несколько дней, — думал он, — пусть! Я принимаю это и постараюсь не влюбиться и не пропасть».

Ночью, проснувшись, он прошлепал в ванную, уселся на стульчак и, подперев голову руками, вдруг задумался и загрустил. Пришла Франсуаза, встала рядом, он прижался головой к ее голому бедру, и она стала гладить его волосы, а потом вдруг сказала «Георг» вместо «Жорж». Правда, это прозвучало немного неуклюже, но в груди у него потеплело. Он говорил ей, что родители, и сестра, и школьные и университетские друзья звали его Георгом, пока он после своей адвокатской практики во Франции не превратился в Жоржа. Он вообще много рассказывал ей о своем детстве, о школьной и университетской жизни, о женитьбе на Штеффи и о жизни с Ханной. Ей было интересно все. То, что сама она не много рассказывала о себе, его не смущало. Значит, она просто тихая и скромная, думал он. Но молчаливой ее назвать было трудно: она очень подробно рассказала, как перебралась из Парижа в Кадене, как нашла и обустроила квартиру, как адаптировалась к новым условиям, как завела первые знакомства. По его просьбе она рассказала и о парижском бюро переводов Булнакова, о его инфаркте год назад и о его решении работать меньше и где-нибудь подальше от столицы.