|
У нас оставалась одна ферма, и он управлял ею, но все это отличалось от огромного поместья, принадлежавшего нам прежде. Мириам было пятнадцать, с ней занималась мама, потому что гувернантку отпустили. Меня считали достаточно взрослой, чтобы освободить от уроков. Мама сказала, что мы должны помогать на кухне консервировать фрукты и овощи, мы должны были научиться быть полезными, потому что мужья, за которых мы могли выйти теперь, весьма отличались от тех, на которых мы рассчитывали бы, если бы не беспомощность отца. Мириам подхватывала мамины упреки. Я же — никогда. Мне было понятно то побуждение, то неодолимое влечение, которое владело им. Меня тоже влекло, но не к картам, а к жизни. Я была очень импульсивной, сначала действовала, а потом уже обдумывала свой поступок. Я надеюсь, дорогая Опал, что ты будешь другой, ведь это может принести только неприятности. Купил Оукланд мистер Бен Хенникер, составивший себе состояние в Австралии. Это был приветливый человек. Однажды он посетил нас в Дауэр Хаузе. Я никогда не забуду этот день. Мадди провела его в гостиную, где мы пили чай.
— Мадам, — обратился он к маме, — так как мы соседи, то я подумал, что мы должны ближе познакомиться. На следующей неделе у меня будет небольшой прием друзей. Может быть, вы присоединитесь к нам? Мама могла заморозить человека одним взглядом, эту привычку она использовала в разговоре со слугами, что всегда срабатывало как в Оукланд Холле, так и в Дауэр Хаузе. Никто из слуг не смел забывать, что мы Клэверинги, каким бы ничтожным ни было наше состояние. — Прием, мистер Хенникер? — произнесла она, как будто разговор шел о римской оргии. — Боюсь, об этом не может быть речи. Мои дочери еще не выезжают и, кроме того, мы будем заняты в тот день, о котором вы упоминали. Я сказала: — Я могу пойти, мама. От маминого взгляда слова застыли на моих губах. — Ты не пойдешь, Джессика, — холодно сказала она. Лицо Бена Хенникера стало малиновым от ярости. Он сказал: — Я понимаю, мадам, что вы заняты на следующей неделе, и так будет всегда, когда я буду иметь дерзость пригласить вас. Не бойтесь. Вы в безопасности… Вы и ваша семья. Вас никогда не пригласят в Оукланд Холл, пока дом принадлежит мне. Затем он вышел. Я очень рассердилась на маму за ее грубость: ведь, в конце концов, он пытался проявить дружелюбие. Мне казалось абсурдным оскорбить его только потому, что он купил Оукланд. Мы же сами искали покупателя. Я выскользнула из комнаты и побежала за ним. Он уже почти дошел до поворота, когда я остановила его. — Я хотела сказать, как мне жаль, — задыхаясь сказала я. — Мне стыдно, что мама так говорила с вами. Надеюсь, вы не будете плохо думать обо всех нас. Его бешеные голубые глаза блестели от ярости, но постепенно, глядя на меня, он начал успокаиваться и даже улыбнулся. — Нет, подумайте только, — сказал он. — Я думаю, это маленькая мисс Клэверинг. — Я Джессика. — Вы не похожи на свою мать, и это самый приятный комплимент, который я могу вам сказать. — У нее тоже есть хорошие черты, но их трудно распознать, — выступила я на защиту мамы. Он начал смеяться, и в его смехе было что-то такое, отчего нельзя было не присоединиться к нему. Затем он сказал: — Мне нравится, что вы побежали за мной. Вы хорошая девушка, мисс Джессика. Вы должны прийти навестить меня в вашем старом доме. Как насчет этого? — он чуть не захлебнулся от смеха. — В конце концов, она говорила только за себя, а вы приходите познакомиться с моими друзьями. Некоторые из них неплохие люди. Это откроет вам глаза, мисс Джессика. Мне кажется, вы всю жизнь жили в клетке. |
