Мрачные сумерки опускались на затуманенный лес. Темные оголенные ветви, раскинувшиеся над их головами, теряли четкие контуры, когда наконец прохладная тряпка на лбу Кенуорда вернула ему сознание, а вместе с ним и боль, но, несмотря на это, он попытался улыбнуться склонившимся над ним друзьям.

— У вас сломана нога. — Водери улыбнулся и виноватым тоном объяснил необходимость мучительной процедуры, лишившей мальчика чувств: — мне пришлось вправить кости, иначе не было бы никакой надежды, что нога снова станет прямой и сильной. А чтобы быть уверенными, что вы не ускользнете от нас слишком далеко, нам пришлось пробудить вас от неестественного сна с помощью мокрой тряпки! Кенуорд кивнул:

— Спасибо, что вы позаботились обо мне! — В этих словах заключалась не только благодарность за помощь, но и признание честности французского рыцаря, не воспользовавшегося предоставленной возможностью убежать. — Без вас мне пришлось бы самому ползти в Кеншем.

Касси вздрогнула: один, в темноте быстро надвигающейся ночи, в лесу, где рыскали волки, Кенуорд не дожил бы и до зари. Она поняла, что только честь удерживала Водери возле покалеченного мальчика, и ослепительно улыбнулась другу.

Водери пожал плечами и незамедлительно сменил тему.

— Кенуорд, быть может, вы хотите подождать здесь, пока мы приведем людей, ведь я не сумею облегчить ваши страдания, которые вы, безусловно, будете испытывать на обратном пути?

Водери один не мог нести мальчика по лесу, не причиняя ему мучительной боли, да и Кенуорд вряд ли был способен всю дорогу хромать на одной ноге. Но выбора у него не было.

Водери положил на снег рядом с мальчиком остатки своего плаща и принялся сооружать волокушу, чтобы не причинять мальчику лишних страданий.

Уилл стоял в нижней комнате перед массивным камином. Погруженный в ночную темноту дом освещался лишь углями в камине, ставшими почти холодными — такими же холодными и мрачными как и его сердце.

Во время встречи с полководцами юного Генриха он услышал, что принца призвал к себе французский король. Уилл надеялся, что новости, которые он привезет, будут хорошими для войны в целом, хотя и понимал, что после святок работы у него прибавится. Теперь это представлялось ему достаточно обременительным, и его совесть терзалась перед выбором — борьба или Касси?

Вернулся он, как и ожидал, поздно. Оказавшись дома, он столкнулся с ужасной, но очевидной реальностью. Он глупец, что поверил как своему врагу-рыцарю, так и тому, что Касси предпочитает остаться в Уилде. От грубого удара из углей посыпался поток искр, осветивших его суровое, гневное лицо.

Прежде чем наступит день, он отправится в путь и найдет мальчика, которого французская парочка наверняка связала и бросила на милость Божию. Он не сомневался, что Беата пойдет за Водери куда угодно. Он найдет подлую парочку, настолько усыпившую его бдительность, что он даровал им незаслуженную свободу. Найдет и заставит заплатить за преступление!

С отвращением к самому себе он хлопнул ладонями по камину: как он может заставить их заплатить, если никогда не тронет и волоса на голове Касси? Вот Водери — другое дело! Водери — подлый француз, враг, справедливым наказанием которому будет тот же конец, что и всем захватчикам, смерть! Однако эта мысль причинила ему боль: Водери, к которому Уилл позволил себе проникнуться симпатией, оказался предателем!

— К черту Водери! Поди ты к черту! — Ворчание сопровождалось еще одним злобным ударом по тлеющим углям.

— Мы слишком задержались, Уилл, но не думаю, что заслуживаю такого наказания за то, что от меня не зависело!

Развернувшись, Уилл увидел, что высокий белокурый Водери стоит в открытой двери, держа руки на бедрах и насмешливо запрокинув голову.

Водери шагнул в сторону и показал рукой на своих спутников, стоящих за порогом:

— Когда приходится тащить раненого мальчика достаточно медленно, чтобы не причинять ему лишних страданий, то даже небольшое расстояние требует много времени.