Стук в дверь оторвал от работы. Дзержинский глянул на часы: было еще только шесть. «Странно, — подумал он, — кто бы это? »

Он подошел к двери, прильнул к глазку, сделанному тем же самым Вацлавом, который три года назад оборудовал безопасность Уншлихту. Не поверил себе: на площадке стояли сияющий Юзеф «Красный» с Якубом Ганецким и Иосифом Уншлихтом — в арестантской еще одежде, небритые, только вышли. Дзержинский распахнул дверь, обнял друзей, прижал к себе, ощутил цитадельный запах, недавно только оставивший его самого, затащил в комнату, снял башлыки, осмотрел похудевшие, заросшие бородой лица Иосифа и Якуба.

— Ну, здравствуйте, родные! Сейчас будем пить чай. С малиновым вареньем!

Чай с вареньем пить не пришлось: в дверь снова постучали. Дзержинский, возившийся с керосинкой за занавеской, в маленьком закутке, крикнул:

— Якуб, открой!

Ганецкий открыл дверь. В квартиру вошел Андрей Егорович Турчанинов, опустил воротник пальто, снял дымчатые очки в большой роговой оправе и спросил:

— Могу я переговорить с Феликсом Эдмундовичем?

Дзержинский, услыхав скрипучий, медленный голос Турчанинова, даже ложку уронил на столик, рассыпал чай, вышел из закутка, побледнев от волнения.

— Прежде чем мы начнем… — он помолчал, подыскивая слово, — наше объяснение, поручик, ответьте мне на один лишь вопрос: бегство мальчика, Анджея Штопаньского, вы организовали?

— У меня была санкция на побег с последующим расстрелянием только одного человека — на вас, Феликс Эдмундович. Побег Штопаньского я не готовил. По-моему, это не провокация. Видимо, мальчику искренне помогали люди из ППС, а кто им воспользовался из наших, не знаю.

— Кто поручил вам убрать меня?

— Глазов.

— Смысл?

— Боится вас.

— С моими друзьями вас надо знакомить? — спросил Дзержинский.

— Господа Уншлихт, Ганецкий и Ротштадт?

Все переглянулись, ничего не ответили — за них сказал Дзержинский:

— Раздевайтесь.

Повесив аккуратно пальто с чуть блестящими боками — долго, видимо, носил, — Турчанинов, огладив лысеющую голову, продолжил:

— Партийные клички угодно ли?

Ганецкий сказал:

— Это интересно. Пожалуйста.

— Господин Уншлихт, Иосиф Станиславович, тысяча восемьсот семьдесят девятого года рождения, из интеллигентов, окончил техническое училище в Варшаве, член партии с 1900 года. Клички «Техник» и «Юровский». Господин Ганецкий-Фюрстенберг, Якуб Станиславович, рожден в Варшаве, в том же году, отчислился из университета в связи с переходом на профессиональную революционную работу. Получил, тем не менее, высшее образование в Берлине, Гайдельберге и Цюрихе. Член партии с 1901 года. Два года отбыл в десятом павильоне Цитадели. Клички «Чеслав», «Куба», «Хенрик». О господине Ротштадте знаю меньше. Кличка — «Красный».

— Вот так, — сказал Дзержинский и оглядел друзей потемневшими глазами. — Так вот. Про Цадера вы тогда серьезно?

— Вполне, — ответил Турчанинов. — Он — наша «подметка».

Расселись, замолчали, рассматривали друг друга, напряженно наблюдая за тем, как Дзержинский не спеша доставал из шкафчика стаканы, блюдца и ложечки для варенья.

— Тебе помочь? — спросил Уншлихт.

— Возьми пару блюдцев, а то я разгрохаю, — ответил Дзержинский.