Разошлись в одном лишь: Милюков требовал: «Министры должны назначаться и утверждаться Думой».

Столыпин стоял на том, что должности министров внутренних и иностранных дел, военного и морского есть прерогатива верховной власти и на откуп Думе никогда отданы не будут.

Из-за этого Трепов, незримо поддерживавший Милюкова, проиграл все, что мог. Государь, удовлетворенный тем, что кончились беспорядки и героем этой победы стал Столыпин, не взял дворцового коменданта Трепова на фрегат во время традиционного путешествия по шхерам; сановные «византийцы» сразу же оценили этот жест государя; со всех сторон понеслось: «Ату Трепова, ату его, шельмеца!» Трепов этого не перенес, умер от разрыва сердца.

Вместо бывшего своего любимца, столь ко времени преставившегося, государь решил пригласить в плавание московского генерал-губернатора, адмирала Федора Васильевича Дубасова, — с ним его связывали давние узы дружества. Женатый на дочери адмирала Сипягина, блестящий гардемарин Дубасов совершил кругосветное путешествие на яхте «Держава» еще в восемьсот шестьдесят четвертом году; во время русско-турецкой войны взорвал турецкий броненосец «Сейфи» — а сам-то был на маленьком катерочке «Цесаревич»; в восемьсот девяносто первом году командовал фрегатом «Владимир Мономах», на котором наследник, его высочество Николай Романов совершал плавание на Дальний Восток; в девятьсот пятом году получил звание генерал-адъютанта; по высочайшему повелению усмирил крестьян в Черниговской, Полтавской и Курской губерниях; постановлением совета государственной обороны был назначен в ноябре пятого года генерал-губернатором Москвы; расстрелял Пресню, за что жалован званием члена Государственного совета; эсер Борис Вноровский (дважды встречался с Дзержинским на квартире Каляева; фанат террора; все доводы Юзефа о том, что исход схватки решит не бомба, а противостояние идей, отвергал без спора) бросил бомбу в карету Дубасова, когда тот возвращался из Кремля к себе домой на Тверскую; адмирал отделался царапинами.

Вноровского убили на месте, — это было условие, выдвинутое Герасимову шефом боевой организации Азефом, осуществлявшим акт с санкции и ведома охранки: любимца государя следовало нейтрализовать, явный кандидат на место Трепова, этого допустить нельзя, слишком сладкая должность, носит стратегический характер — каждодневное влияние на государя.

Через три месяца Дубасов был уволен от должности генерал-губернатора и переведен в северную столицу; ждал назначения; эсеры-максималисты Воробьев и Березин бросили в него бомбу, когда адмирал гулял по Таврическому саду; снова пронесло; Березина и Воробьева повесили по приговору военно-полевого суда.

Именно тогда, выступая в Думе, депутат Родичев произнес летучую фразу:

— Хватит мучать Россию столыпинскими галстухами!

В Думе воцарилось гробовое молчание; потом все октябристы и большинство кадетов во главе с Милюковым и Гучковым поднялись и, повернувшись к правительственной трибуне, устроили овацию Петру Аркадьевичу; тот был бледен до синевы; выстоял пятиминутный шквал аплодисментов (это, кстати, было началом его конца, — не понял, что такое вызовет недовольство государя, ревнив к успеху). Милюков попросил Родичева извиниться перед Столыпиным; поначалу коллега не соглашался; Милюков нажал: «Это мнение фракции» (мнения такого не было еще, не успели организовать); в конце концов Родичев сдался; Столыпин, презрительно оглядев его, сказал: «Я вас прощаю»; протянутую депутатом руку не пожал, демонстративно отвернувшись; Дубасова тем не менее государь не взял на фрегат, поработал Столыпин: «За адмиралом охотятся бомбисты; ваша личность священна для народа; если рядом будет Дубасов, возможны эксцессы, которые повлекут к трагическим последствиям». Когда Герасимов получил данные перлюстрации писем высших сановников империи после овации, устроенной Столыпину в Государственной думе, когда он явственно увидел всю меру завистливой ревности, а то и ненависти к преуспевающему премьеру среди дряхлевших, бессильных, но вхожих к государю сановников, увенчанных звездами и крестами, полковник долго и многотрудно думал, как ему следует поступать дальше.