Она подалась вперед:

— Будь ты хоть миллион раз пришельцем, есть нашу пищу бы не сумела. Ты хоть понимаешь, какое ненормальное совпадение должно получиться, что б инопланетная мышь начала усваивать все земные онимакислоты и белки?

— Онима… что? — испуганно переспросила мышка. Елизавета Петровна торжествующе ткнула пальцем в сторону клетки.

— Не знаешь!

— Знаю! — встрепенулась мышь. — Просто не сразу поняла слово. Онимакислоты мне тоже переделали перед высадкой!

Старушка улыбнулась.

— Точно?

— Да, да!

— А если я скажу, что прямо сейчас это слово выдумала? — коварно спросила Елизавета Петровна.

Мышка поникла.

— А я… Плохо знаю русский! — нашлась она через мгновение.

— Так плохо, что спутала онимакислоту с аминощелочью?

Мышь смешно закивала.

— Конечно! Где уж мне изучить все ваши слова?! Мне заменили аминощелочь, а не кислоту!

Елизавета Петровна молча обернулась к Иву и сделала театральный жест в сторону клетки — любуйтесь, мол. Потрясенный журналист все еще пытался придти в себя.

— Н-н-но… — он сглотнул. — Е-е-елизавета Петровна… Если она не пришелец, то кто же?!

— Мне-то почем знать? — удивилась старушка. — Знала бы, так уж не стала б газеты обзванивать и дуру из себя строить. Вторую неделю пытаюсь хоть кого-то заинтересовать, так нате ж — единственный, кто соизволил явиться, репортер дешевой желтой газетенки!

— Я не… — попытался Ив, однако Елизавета Петровна так сурово на него взглянула, что слова сами застряли в горле. Удовлетворенно кивнув, старушка обратила взор на испуганную мышь в клетке.

— Вот что, дорогуша, — твердо заявила Елизавета Петровна. — Или ты сейчас говоришь правду, или я отдам тебя этому молодому человеку, а он, уж поверь, тут же помчится продавать тебя в лабораторию для опытов!

Мышка отпрянула и прижалась к прутьям.

— Не надо! — вырвалось у нее.

— Говори, кто ты! — приказала старушка.

Мышь поникла.

— Не знаю, — пискнула она едва слышно. — Правда, не знаю. Я одна такая на свете…

— Верю, — Елизавета Петровна кивнула. — Что одна такая. А что не знаешь — в жисть не поверю!

— Но это правда, — грустно сказала мышка. — Я не знаю, почему умею мыслить. Не знаю даже, где выучилась говорить по-вашему. У меня так устроен мозг, понимаете? Он очень маленький, места для долговременной памяти не хватает. Поэтому все, что было раньше, чем два-три года назад — я не помню. Только самое основное — язык, навыки выживания… А последние три года я обитала у вас в подполье, Елизавета Петровна…

— Три года? — переспросила старушка. — Да ведь мыши живут не более двух.

— Нет, — мышка смешно развела лапками в удивительно человеческом жесте. — Мне очень много лет. Я точно знаю.

Старушка нахмурила брови.

— И с чего ты это знаешь?

— С хвоста, — отозвалась мышь. Повернувшись, она аккуратно подняла лапками свой хвост и показала пораженным людям. — У нас, как у деревьев, каждый год на хвосте нарастают колечки. Поэтому, если мне ни разу не отрывали хвост в прошлом… — мышка запнулась — …надеюсь, не отрывали… Мне должно быть около сорока лет.