Изменить размер шрифта - +
..

— Как хочешь, так и считай.

— Вы ссоритесь, мальчики? — вмешалась Гизела. — Я же вижу, вы ссоритесь — почему?

— Мы не ссоримся, Гизела, — ответил Мартинец. — Мы просто выясняем отношения.

— Что вам выяснять?

— И правда, что? — Иван сразу охладел. Сгорбился и выпил водки. — Наверно, ты прав, Максим.

Рутковскому сделалось немного стыдно за свою выходку.

— Давай обсудим твое дело. Ведь за этим звал?

— Мне кажется, что Кочмар хочет расправиться со мной.

— Есть факты или просто интуиция?

Мартинец подумал.

— Скорее, интуиция. Чувство, будто за мною следят.

— За каждым из нас немного следят. А с Кочмаром, конечно, у тебя не может быть мира, и рано или поздно он съест тебя. Зачем сказал, что у тебя есть на него досье?

— Вырвалось.

— Эх, шляпа! Вырвалось... Кто за тебя заступится?

— Я и хотел посоветоваться. Есть против Кочмара довольно весомые факты. Во-первых, приписывает себе рабочие часы. Мелочь, но жульничество. Дальше, комбинации с премиальными. У меня записано, сколько и кому недодал.

Рутковский быстро обдумал сказанное Мартинцем. Конечно, жаль Ивана. Но выиграет ли он, если станет на сторону Мартинца? В конфликте между начальством и подчиненными американцы всегда становятся на сторону начальства, тем более в таких случаях.

— Как хочешь, Иван, — сказал, подняв глаза, — а я тебе не помощник.

Думал, что Мартинец осудит его — и взглядом, и словами, но Иван оказался мудрее.

— Тебе виднее, — ответил просто. — Хочешь выпить?

— Хочу. Но опять-таки не имею права. — Рутковский поднялся, не глядя на Мартинца, но чувствуя его иронический взгляд. — Будьте здоровы, — бросил и пошел не оборачиваясь?

 

...Стефан довольно хмыкнул.

— А пан Рутковский, кажется, собирается ехать? — спросил.

— Пускай едет к черту! Теперь мы того Мартинца прищучим.

— Прищучим, пан Стефан, без немочки только, пожалуйста.

— И ты туда же?

— А как же, дорогой пан? Что пан Кочмар говорил? Только этого молодчика. Он исчезнет, никто не поинтересуется: ни родственники, ни наследники, ни друзья... А за немкой потянется: мать, сестры, племянники... Куда подевалась? Тут не избежать полицейского расследования, а для чего оно нам?

— Пан Кочмар говорил: с полицией все улажено.

— Если одного пана Мартинца... Мне немочки не жаль, но нельзя.

— Нельзя так нельзя... — почесал затылок Стефан. — Видишь, тот, на красном «фиате», Рутковский, уехал.

— Бог с ним, пан Стефан, может быть, еще придется встретиться.

— Так что ты надумал с Лакутой?

— Деньгами пахнет, и большими.

— Врешь.

— Большими, говорю, пан Стефан, и прошляпить никак нельзя.

— Думаешь, Лакута сторговался?

— Не думаю, а уверен.

— Хитрый ты, Богдан.

— Может быть, последний шанс, пан Стефан.

— А как?

— Еще, дорогой пан, не знаю. Но уверен: идет большая игра. Я в тот вечер пана Лакуту домой отвозил. Под газом был, значит, и поддерживать пришлось. А жена у него знаешь какая?

— О-о, сука...

— Точно, стерва, и пана Лакуту не очень уважает. Ругаться начала, а он ей говорит: хорошее дело затеял и до конца жизни хватит.

Быстрый переход