Изменить размер шрифта - +
Глаза ее перебегают с Галины Александровны на меня, с меня — на Ирину, потом снова на Галину Александровну.

— Я не понимаю, что здесь происходит, — наконец произносит она, и в голосе ее проступают визгливые нотки.

— Здесь происходит моделирование ситуации, или ролевая игра, называйте, как вам удобнее, — невозмутимо говорит наша дама-профессор. — Урок литературы в десятом классе в средней школе образца тысяча девятьсот семьдесят второго года. Разумеется, современные школьники гораздо более продвинуты и наверняка в курсе, что означает термин «снохачество», они вообще отличаются от своих ровесников сорокалетней давности сексуальной просвещенностью. Впрочем, судя по вашей реакции, ваше поколение тоже не знает такого слова, хотя суть его вас вряд ли шокирует. В семьдесят втором году подавляющее большинство старшеклассников не знало ни слова, ни того, что такая практика существовала и до революции, и после нее. И мы предлагаем вам ответить на вопрос ученицы, заданный при всем классе, на уроке. Вы должны ответить правду, но так, чтобы не подставить ни себя, ни девочку. Прошу вас, отвечайте.

— А в чем я могу себя подставить? — удивляется Елена. — Я не поняла.

— Сейчас увидите. Для начала ответьте ученице, а потом мы разберем последствия вашего ответа.

Елена хватает свой экземпляр романа, открывает на 31-й странице, пробегает глазами по строчкам и заливается краской.

— И что я должна ответить? — Ее голос дрожит.

— Что сочтете нужным. Вы — учитель, перед вами стоит ученик, вокруг еще три десятка школьников, и все вас слушают. Вам решать, что делать.

— А нельзя ничего не делать?

— Нельзя. Заданный на уроке вопрос требует ответа.

— Ну… — Елена переминается с ноги на ногу. — Я тогда скажу ей, чтобы подошла ко мне после урока, я объясню.

— Хорошо. — Галина Александровна кивает. — Это плохой вариант, но имеет право на существование. Урок окончен, девочка подходит к вам. Что происходит дальше?

— Я ей все объясняю.

— Так объясняйте. Мы слушаем.

Елена снова молчит.

— Я… Не готова так сразу… Но я найду какие-то слова, чтобы…

— Чтобы — что?

— Чтобы она все поняла.

— Допустим, — снова кивает профессор. — Знаете, что будет происходить на следующий день?

— Нет, а что будет происходить?

— На следующий день вас вызовет к себе директор школы, будет долго и громко ругать, а потом объявит выговор с занесением в личное дело. Или вынесет вопрос о вашем поведении на партсобрание. Или вообще уволит с волчьим билетом.

— Но за что?! Что я такого сделала?

— Вы допустили нештатную ситуацию. Вы плохо знали предмет, который преподавали, вы не ознакомились тщательнейшим образом с произведением, которое рекомендовали ученикам для изучения, вы не заметили сложных и скользких мест в тексте и не подготовились к ответам на возможные вопросы, вы даже не предвидели возможности таких вопросов. Любые темы, так или иначе соприкасающиеся с сексуальностью, категорически запрещены для обсуждения в советской школе. И если так случится, что вопрос все-таки выплывает, учитель обязан сделать все, чтобы ученики получили ответ и при этом у них не возникало бы ощущения, что речь идет о чем-то запретном или неприличном. Это высочайшее искусство школьной педагогики, и владеют этим искусством очень немногие. Если педагог ответит неграмотно, неумело, неосторожно, директору тут же донесут, что учитель литературы растлевает несовершеннолетних своими разговорами.

— Но как же… — Елена совершенно растеряна.

Быстрый переход