| 
                                     А может быть, и раньше, если не будешь жалеть сил на тренировку Витязя. — Старшина погладил овчарку, потрепал ее острое ухо. — Ум собаки — это труд человека.
 Овчарка, повинуясь выработанному рефлексу, вскочила, подняла голову. Смолярчук привычным жестом уложил ее под кустом, сел рядом. Тюльпанов последовал его примеру. Пограничники расположились на зеленеющем косогоре с видом на солнечную Тиссу. Смолярчук достал платок, накрыл им влажное от пота лицо: 
— Жарко, Витязь! 
Овчарка бережно сняла фуражку с головы старшины, положила ее на землю. 
— Спасибо, Витязь. 
Тюльпанов был восхищен. 
— Вы прямо-таки колдун, товарищ старшина! 
— И ты будешь колдуном — наберись терпения. 
Наклонившись к уху товарища, он что-то шепнул. 
Тюльпанов, волнуясь, поднялся, робко скомандовал: 
— Витязь, слушай! 
Но Витязь даже головы не повернул к молодому пограничнику: 
— Слушай! Слушай! — повторил Тюльпанов. 
Витязь лежал с поникшими ушами, прижмурив глаза. 
Смолярчук довольно ухмылялся. 
— Да разве на такую команду откликнется уважающая себя собака? Нет в вашем голосе, товарищ Тюльпанов, ни власти, ни нежности, ни приказа, ни просьбы. Один пустой звук. Вот так надо командовать, смотрите!.. 
Лицо Смолярчука стало напряженным. 
— Слушай! — сдержанно, вполголоса произнес он. 
Витязь вскочил. Голова его с торчащими ушами настороженно поворачивалась во все стороны. 
— Хорошо! — поощрил Смолярчук собаку. Повернувшись к Тюльпанову, добавил: — Вот так всегда и командуй. Витязь, отдыхай! 
Собака опять легла, удобно устроив голову на вытянутых лапах, не сводя взгляда с инструктора. Смолярчук потрепал замшевые уши овчарки: 
— У, зверь! Чего ты смотришь? Привораживаешь? Нет, брат, ничего не выйдет! Кончилась наша дружба. Понимаешь, кончилась. 
— Товарищ старшина, жалко, наверно, расставаться? — спросил Тюльпанов. 
— Конечно, жалко. Но хватит, отслужил свое. Скоро скажу: прощай, граница! — Смолярчук посмотрел на Тиссу, на весенние виноградники, на расцветающие сады. 
Тюльпанов сочувственно молчал. Он уже догадывался, что происходило в душе Смолярчука. 
— Товарищ старшина, нару… нарушитель, — вдруг зашептал Тюльпанов. 
— Нарушитель? Где? — Смолярчук вскочил, оглядываясь по сторонам. 
Встревожился и Витязь. 
По тропинке, полого спускавшейся к берегу Тиссы, между двумя рядами цветущего терновника не спеша удалялась велосипедистка в летнем платье и жакете, с цветком в белокурых волосах. 
Смолярчук посмотрел вслед девушке и улыбнулся. В его глазах была нескрываемая нежность. 
— Ничего, ей можно нарушать погранзону. Это Алена Дударь. Аленушка. Вернулась из командировки. Две недели отсутствовала. Привыкай. Она три раза в день появляется на границе: контролирует уровень воды в Тиссе. Между прочим, хорошая дивчина. — Помолчав, стесняясь, добавил: — Вроде как бы моя симпатия. 
— Невеста? 
— Почему невеста? Разве я сказал? 
— Про такое и говорить не надо: по глазам все видно. Что, разве не угадал? 
— Угадал, брат, не буду отпираться. Я о ней сейчас день и ночь думаю, разные планы строю, как мы жить будем в Сибири, где она будет работать, где я. 
— Одни строите или вам, товарищ старшина, и Аленушка помогает? 
— Так она еще не в курсе дела. 
Тюльпанов удивленно раскрыл глаза: 
— Как это — не в курсе? 
— Очень просто: она еще не знает о моих планах.                                                                      |