Акт, подписанный Ликой, по существу, не имеет никакого значения. Лика не числится дебитором по разделу «растраты и хищения». Акт можно бы уничтожить. Но Андрей Семеныч сказал: «Из песни слова не выкинешь. Было — было».
Да, конечно, по бухгалтерским правилам любая история недостач и их возмещения должна быть отражена в документах. Андрей Семеныч в первую очередь подумал об этом. Он очень добрый человек, но дело прежде всего, переживания — потом. И правильно! Если бы он, Маринич, не поддавался безотчетным чувствам, а действовал, всегда руководствуясь только трезвым расчетом и строгими правилами, возможно, всего этого и не случилось бы. Да, да, в этом, как там ни считай, именно в этом корень всех Ликиных несчастий.
Почему так холодно? От Москвы-реки, что ли, тянет сыростью?
— Сашка! — И на плечо Маринича легла чья-то ленивая рука.
— Володя!
— Слушай, чем это объяснить? Опять мы с тобой оказались на этом же месте? Кроме отпечатка следов Герцена и Огарева, чем оно и еще примечательно? Ну не сердись! Все помню. Значит, просто Москвой любуешься? Ночными огнями… — Мухалатов был в отличном настроении. — А-а! Понимаю тебя: в одиночестве, под звездами и на ветерке, стремишься осмыслить драму Лики Пахомовой…
— Без балагана, Володя.
— Без балагана! И хоть со мной ты поступил подло — задержал мое письмо в многотиражку, но в общем блеснул благородством. Все знаю! Сашка, люблю такие порывы! Черт их задави, какие-то там пятьсот сорок рублей, зато поют же сейчас у тебя в душе соловьи!
— Совсем не поют.
— Н-да! А у меня поют, между прочим. Вот и занесло меня на высшую точку Москвы. Был я сегодня в госкомитете у Галины Викторовны. Самым наибольшим начальством подписано все. Вхожу собственным именем в историю техники, в учебники и так далее. Каково?
— Хвастливо.
— Вот теперь признаю: балаган. Но ведь по-человечески, просто могу я и порадоваться? Слушай, Сашка, ну чего нам стоять на этом древнем холме, оглядывая сверхдревнейшее небо? Давай закатимся на часок куда-нибудь в современность…
— Володя, сегодня я не могу. Не только в ресторан — даже в самое тишайшее кафе. Мне нужен воздух.
— Воздух, воздух… Ну что же, и это хорошо. Мы не пойдем тогда в кафе «Андромеда», мы сядем с тобой под созвездием Андромеды. Ты что-нибудь смыслишь в астрономии? Можешь найти дорогу к созвездию Андромеды без помощи милиционера?
— Если мы спустимся поближе к Москве-реке и сядем там на скамейку, оно окажется у нас немного справа и за спиной.
— О-о! Тогда ты можешь работать даже космонавтом. Пошли.
Он вышагивал широко. Сбегая по крутому спуску, хохотал громко. Радость плескалась у него через край.
Вдруг, заметив немного в стороне девушку в белом халате и с корзиной цветов, Владимир остановился:
— Саш-ка…
Приблизился к девушке, окинул быстрым взглядом цветы. Спросил энергично:
— Сколько стоят все эти розы?
Продавщица, молоденькая, пухлощекая, пожала плечами. Поправила прическу, стянутую шелковой лентой. Улыбнулась.
— Не знаю… Наверно, еще рублей на двадцать осталось. А вы что, хотите купить их все сразу, оптом?
— Хочу.
— Не смешите!
Мухалатов, как фокусник, сунул руку в боковой карман пиджака, пошевелил там пальцами и вытащил две десятки.
— Получите!
Все так же пожимая плечами и улыбаясь, продавщица взяла деньги. Начала пересчитывать стебельки.
— Пожалуй, на двадцать рублей не наберется…
— Не имеет значения. Вместо сдачи назовите мне свое имя, и будем в расчете. |