— Дык… дык… А кто же тогда отцу-инвалиду помогать станет? Я как же тогда? Какая у меня пенсия? — Глаза у него остекленели в испуге. — Искать надо! Ищи, кто стащил у нее эти деньги… Ты слушай… Угрозыск вызвать… с собакой. — И в отчаянии схватился за голову: — Нет, не возьмет след. Было давно. И далеко уже где-нибудь… Радиус действия собаки…

Глухо подвывая, выбросил руки вперед. Бутылки с грохотом полетели на пол.

Приподнялась на постели Вера Захаровна. Спросонья она не поняла, кто у них в доме, не узнала Маринича. Голосом, полным горя, выкрикнула:

— Пьяницы вы проклятые, чтоб вам подохнуть! Вовсе совести нет у вас. Девочка еле дышит… Вон отсюда, вон! — И упала головой на подушку, забилась в беззвучных рыданиях.

Маринич снова рассвирепел. Он заломил за спину руку Петру Никанорычу и принудил его встать, пойти вместе с ним. Дотащил до отделения милиции и сдал дежурному. Тот было поморщился:

— А, старый приятель! Да на черта он нам? — Но, выслушав Маринича, согласился: — Ладно, пусть переночует, отдых семье надо дать. На сутки, конечно, я этого гуся могу задержать. А больше — прав нету.

Остаток ночи Александр провел в разговорах со своей матерью. Она выслушала сына очень сочувственно. Сразу же объявила, что одобряет все его решения. Лика очень хорошая и просто несчастная девушка. Ей надо помочь. Ужасно, что так трагически стянулись в один узел все обстоятельства. Не надо слишком тревожиться за жизнь Лики, в институте имени Склифосовского хирурги действительно делают чудеса. Только бы не осталась девушка калекой. А растрату Ликину следует погасить. Это правильно. В сложившихся обстоятельствах это просто необходимо. Деньги Лика, конечно, не присвоила. А негодяя, который их украл, все равно не найти.

Она грустно улыбнулась, когда Александр привел слова Петра Никанорыча о «радиусе действия собаки» и рассказал о своих предположениях, что деньги были похищены все же в доме Пахомовых.

— Ну что же, хотя бы и так, — проговорила она. — Все равно, из рассказа твоего у меня сложилась твердая уверенность — эти деньги теперь, безусловно, уже вне «радиуса действия собаки». А с Ликиной души надо снять хотя бы этот гнет, внести недостающую сумму в кассу и сказать, что произошла простая ошибка. Для Лики это будет самым лучшим лекарством. Я ненавижу ложь, но ложь во опасение — признаю. У меня на сберкнижке есть двести тридцать рублей. Где бы нам побыстрее раздобыть остальные?

На работу Маринич явился невыспавшийся, усталый, с тупой болью в голове. По пути он сделал большой крюк, заехал в больницу. В справочном сказали, что ночь прошла удовлетворительно. Подробностей никаких. Дежурная посоветовала позвонить попозже, когда к ней поступят новые сведения после обхода врачей. «Удовлетворительно…» Что это — хорошо или плохо?

Глаза мозолила запись на календаре: дать окончательный ответ следователю насчет Власенкова. А что, если с этим следователем посоветоваться? Спросить его, как начать розыск денег, похищенных у Лики? Куда с таким заявлением следует обратиться? На заводе никто эту мысль не поддерживает. Всех победил акт, подписанный самой Ликой без всяких оговорок и, значит, избавлявший от необходимости предполагать, что в хищении денег замешано еще какое-то третье лицо.

Однако разговор со следователем получился совсем не такой, как ожидал Александр.

— Минуточку! Люблю порядок, — сказал следователь. — Давайте сначала закончим о Власенкове. К какому решению вы пришли? Оставляете в силе свое заявление или готовы его отозвать? Как доложить прокурору?

— Ничего не изменилось, — ответил Александр.