Но Франциска в ответ только рассмеялась.

— Пусть играет, — он может себе это позволить! — ответила она.

Она прислала баронессе чудесный букет живых цветов и уехала.

— Очаровательная женщина! — воскликнула восхищенная баронесса, вдыхая аромат белых роз.

В Италии цвели еще розы в садах, но, когда Франциска приехала на родину, там уже лежал глубокий снег. Не успела она выйти из вагона, как ей бросились на шею Гизела и Антония. Какая радость! Они приехали в своем автомобиле в Комбез встречать ее. Гизела и Антония уже несколько месяцев не работают в магазине, — отец им просто не позволяет. Ах, им нужно ей столько рассказать! Еще две недели назад они играли в теннис и гольф, а затем как-то сразу настала зима. Зимний сезон начался, и на этот раз он обещает быть чудесным: концерты, театры, балы!.. Как хорошо, что Франциска опять здесь!

— К сожалению, мистер Гаук и Мадсен уехали, — сказала Гизела.

Франциска была огорчена:

— Очень жаль!

— А Жак в Америке, — сказала Антония.

Это Франциска знает.

— У Яскульского был страшный скандал из-за дочери, — сообщила Гизела.

Об этом Франциске тоже писали.

— А за последнюю неделю в городе было шесть самоубийств , — прибавила Гизела.

— Шесть самоубийств? Из-за чего же, боже мой?

— Всё этот Борис. Тысячи людей он сделал несчастными.

Многие совершенно разорились, а эти шестеро просто взяли и покончили с собой.

— Ах, это ужасное несчастье!

— А его тетка, — продолжала Гизела, — баронесса Персиус в Будапеште, которая отдала ему всё свое состояние, старуха семидесяти лет, — она отравилась.

— О, какой ужас, какой ужас!

— А папа, слава богу, ничего не потерял, — воскликнула Антония, — он давно уже продал все акции «Национальной нефти»!

— Какое счастье, какое счастье!

Дамы закутались в шубки и сели в автомобиль. Гизела управляла машиной, — она хотела показать свое искусство; фрейлейн фон Пельниц ехала за ними с багажом в экипаже Франциски. Вдоль дороги тянулись мрачные, унылые, засыпанные снегом поля.

— А в Италии — подумайте! — еще цветут розы, — меланхолично сказала Франциска. — Люди поют на улицах. Давайте поедем ко мне, выпьем пуншу, согласны?

Сестры охотно согласились.

— А где же Борис?

— Борис уехал в свое имение, его почти не видно в городе. Он теперь живет отшельником.

— Вот как? — Франциска не слышит, что говорит Антония: ее мысли сейчас в Венеции. Как-то вечером один итальянец поцеловал ее в коридоре отеля. Больше ничего не случилось, но она не может забыть этот поцелуй...

— Я слышал, что они отправляются в Сицилию? — спросил он.

— Да, они хотят через Флоренцию и Рим проехать в Сицилию и провести зиму в Таормине.

Франциска была испугана видом Янко. У него был нездоровый цвет лица, как у пьяниц; бледное лицо стало одутловатым; глаза потеряли свой блеск, смотрели тупо, а руки так сильно дрожали, что он лишь с трудом вскрыл письмо Сони. Гизела и Антония уже рассказали Франциске, что Янко «совсем загулял» с тех пор, как переселился в свой новый дом.

Янко провел Франциску по всему еще не вполне законченному зданию, и оно не понравилось ей. Везде мрамор, чрезмерная роскошь, нигде ни одного уютного уголка, Франциска и дня не могла бы прожить здесь.