Это было первым впечатлением, когда я увидел здешнего вождя. Затем, разглядев индейца наилучшим образом, я отметил, что лицо его, мужественное, хранившее печать ума и мудрости, по-своему красиво. Его чёрные, слегка раскосые глаза цепко впились в нас. Нос, крупный с горбинкой, тонкие тёмно-коричневые губы, волевой подбородок, резко очерченные скулы – всё это подчёркивало его происхождение. Ибо такой внешностью, мог обладать лишь индеец знатного рода.
Волосы мапуче были заплетены в косу. Голову перехватывал широкий кожаный шнур, украшенный серебряными бляшками.
Хозяин жилища не спешил начать разговор.
Тогда я и заговорил с ним на языке кечуа:
– Благодарю тебя за приют и угощение. Могу ли я узнать твоё имя?
Тот удивился и ответил:
– Я вождь здешнего племени мапуче. Имя моё Гуалемо. Ты, монах, видно давно обосновался в наших краях, если знаешь кечуа.
– Да, почтенный вождь. Я много лет странствую по Перу. Ещё молодым я прибыл сюда, а недавно мне исполнилось сорок шесть лет. И больше половины жизни я провёл среди индейцев, неся слово божие и истинную католическую веру, – ответил я.
Вождь усмехнулся.
– Истинную веру, говоришь, монах! Это твоя вера в Христа, распятого на кресте, велит испанцам уничтожать наш народ?! А как же ваша заповедь: не убий?
Я крайне удивился теологическим познаниям индейца.
– Откуда ты знаешь христианские заповеди? – спросил я.
– Ты не первый монах, который посещает наше селение. Одного из них я приказал убить, ибо он шпионил в пользу испанцев. – Ответил вождь и воззрился на меня своим цепким взором.
– Я – не шпион губернатора Ллойлы, – сразу же признался я, ибо вовсе не хотел быть принесённым в жертву местным богам.
– Ты знаешь Ллойлу? Этого сына вонючки? – надменно спросил вождь.
Хотя я и знавал губернатора, потомка Игнацио Ллойлы (правда, я никогда не считал его сыном вонючки) первого генерала нашего ордена, но никогда не разделял его взглядов. Губернатор отличался необычайной жестокостью, как по отношению к своим подчинённым, так и местному населению.
– Увы, мне приходилось сталкиваться с ним несколько раз. Я пытался призвать губернатора к милосердию, но тщетно. Этот человек слишком жесток и развращён властью, – не побоялся высказаться я вождю.
Его губы тронула едва заметная улыбка.
– Ты не боишься осуждать испанца, своего соотечественника… – заметил вождь.
– Нет. Не боюсь… Он ослеплён властью и опьянён кровью, – ответил я.
Гуалемо сделал жест рукой, означавший, что удовлетворён ответом.
– Племя мапуче – единственное в Перу, не подчинившееся испанцам. Даже инки, под пятой которых находились аймара, кечуа и чачапойя прекратили борьбу. Наша борьба длиться почти сто лет. И я уверен, что мы выстоим… – гордо произнёс вождь и добавил: – Вас проводят в один из домов. Там вы сможете отдохнуть, а если захотите, то остаться на некоторое время. Я уверен: вы – не шпионы.
После этих слов вождь скрылся за пологом. Появилась пожилая женщина, она проводила нас в один из домов, стоявших на отшибе селения, которому суждено было стать нашим временным пристанищем.
Вечерело. Солнце садилось, окрашивая горы в бледно-розовый цвет. Отчего-то я вспомнил Испанию и розы, которые любила моя матушка, так безвременно оставившая этот мир. Цвет заката напомнил мне об прекрасных цветах.
Войдя в жилище, мы огляделись. Обстановка была более, чем скромной. Посредине стоял очаг, вокруг него, на земляном полу, лежали шкуры животных. В углу был свален нехитрый скарб. Я порылся в нём и извлёк лучину с огнивом (явно испанским) в надежде разжечь свет и хоть немного уделить внимание написанию своего дневника. |