А сам Дэнни продолжал торчать у агентства Гордина, записывать новые автомобильные номера, отслеживать новые потенциальные жертвы, надеяться получить новую информацию и стараться подловить Гордина, когда тот будет один, чтобы слегка на него нажать. Но пока стоянка у агентства пустовала, сам сутенер не показывался, и никакого движения возле его дверей не происходило. Дождь, наверное, мешал его «друзьям» и «клиентам». Дэнни вынужден был прервать наблюдение и ехать на свидание с Клэр де Хейвен.

О дверь что-то стукнуло — мальчишка-разносчик принес вечернюю «Ивнинг геральд». Дэнни вышел, подобрал газету, просмотрел заголовки на первой полосе про Трумэна и торговые эмбарго, открыл следующую страницу, нет ли там чего насчет его дела. Пробежал глазами — ничего нет. Его внимание привлекла лишь маленькая заметка в нижнем правом углу.

Самоубийство адвоката: Чарлз Хартшорн самоотверженно служил как высшему обществу, так и обездоленным.

Сегодня утром в гостиной собственного дома в Хэнкок-парке было обнаружено тело Чарлза Э.(Эдин-гтона) Хартшорна, 52 лет, видного адвоката, занимавшегося гражданскими делами, очевидно покончившего с собой. Тело обнаружила его дочь Бетси, 24 лет, вернувшаяся из поездки, которая рассказала нашему корреспонденту Биво Минзу: «Папа был в подавленном настроении. К нему приходил один человек, и папа был уверен, что это связано с расследованием большого жюри, о котором он слышал. Ему часто докучали разговорами из-за того, что вызвался работать на Комитет защиты Сонной Лагуны, им казалось странным, что богатый человек хотел помочь бедным мексиканцам».

Лейтенант Уолтер Редин из участка полиции Уилшира сообщил: «Это определенно самоубийство. Никаких записок, никаких следов борьбы. Хартшорн взял веревку, закинул за балку на потолке, и готово. Ужасно, что в петле его обнаружила собственная дочь».

Хартшорн был главным партнером фирмы «Хартшорн, Уэлборн и Хэйес», у него остались дочь Бетси и жена Маргарет, 49 лет. О дне и времени похорон будет сообщено позднее.

Дэнни отложил газету, как громом пораженный. Хартшорн в 41 году был объектом шантажа Дуарте; Феликс Гордин говорил, что он посещал его вечеринки и был «несчастлив в любви и политике». Дэнни и в голову не приходило допросить Хартшорна по трем причинам: он не подходил под описания убийцы; его шантажировали девять лет назад; сержант Фрэнк Скейкел, занимавшийся этим делом, говорил, что Хартшорн не желал обсуждать этот индицент с полицией, ссылаясь на прецеденты. Хартшорн был просто одним из имен в деле — именем, которое выводило на Феликса Гордина. Адвокат, кажется, ни в чем замешан не был, и, если бы не брошенное Гордином в разговоре слово «политика» , что-либо заподозрить было бы трудно. Не упоминался Хартшорн и в бумагах подготовки большого жюри, несмотря на то что особый упор был сделан на важность сведений о Сонной Лагуне. И тем не менее кто-то из команды большого жюри его допрашивал.

Дэнни позвонил Консидайну в управление окружного прокурора, там никто не отвечал. Он набрал номер дома Эллиса Лоу. Три гудка и голос:

— Да? Кто это? — Оклахомский говорок в нос Баз-за Микса.

— Помшерифа Апшо. Мал там?

— Нет, помшерифа. Это Микс. Что-нибудь надо? Говорил он вполне доброжелательно.

— Вы не знаете, кто-нибудь допрашивал адвоката Чарлза Хартшорна?

— Я допрашивал. На прошлой неделе. А что?

— Только что узнал из газеты, что он покончил с собой.

Долгое молчание, тяжелый вздох и наконец:

— Кто бы мог подумать.