|
Майнир, мучимый совестью за свое предательство, сказал доктору Лезнику: «Если бы вы знали, ради кого он оставил меня, вы бы поняли, почему я так поступил». Мал проштудировал дела Лофтиса и Майнира в поисках других упоминаний этого «кого», но ничего не отыскал. В бумагах Лезника на Лофтиса был большой пробел в период 1942-1944 годов. В деле Майнира тоже никакого упоминания третьего угла любовного треугольника не было. Мал помнил Лофтиса по вестернам, на которые он ходил со Стефаном: высокий длинноногий мужчина с седой головой и приятной внешностью — вылитый американский сенатор. И вместе с тем — коммунист, подрывной элемент, свидетель противной стороны на заседаниях Комиссии Конгресса и откровенный бисексуал. Двустволка. Потенциально, следом за Чазом Майниром, красным с тщательно скрываемой тайной, — особо важный свидетель в пользу выставившей стороны.
И наконец — Красная королева. На Клэр де Хейвен персонального дела не было. По описаниям нескольких мужчин, она слишком хороша собой, слишком сильна и умна, чтобы обращаться за помощью к психиатру. Она переспала с половиной своей партийной ячейки и всей верхушкой Комитета защиты Сонной Лагуны, включая Бенавидеса, Лопеса и Дуарте, которые ее просто боготворят. Чаз Майнир без ума от нее, хотя и голубой; Рейнольде Лофтис говорит о ней как «единственной женщине, которую я когда-либо любил». Ее женские прелести Мал отметил как фактор второстепенный. Клэр действует за сценой, держится в тени, бережет светские и деловые связи своего покойного отца, флегматичного лос-анджелесского юриста, придерживавшегося правых убеждений. Майнир говорил Лезнику, что именно авторитет ее отца объясняет то, что ее не вызывали в 47-м в Комиссию Конгресса, и что никто из других свидетелей не называл ее имени. Клэр трахалась как крольчиха, но потаскухой не считалась; педерасты-сценаристы, актеры-двустволки, мексиканцы и коммунисты всех расцветок — все относились к ней с глубоким почтением. Мал погасил свет, напомнив себе не забыть послать записку Лезнику с вопросом: почему все записи в его делах обрываются летом 49-го года? Идя к лифту, он думал, как выглядит Клэр де Хейвен и где достать ее фото. «Вот если бы затащить ее в число свидетелей обвинения, используя ее страсть к политике и сексу… Красная королева колется в суде как последняя шлюха из Чайнатауна…» Финальным титром этого скабрезного фильма перед его глазами всплыли капитанские нашивки.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Время собирать деньги. Сначала Базз зашел в студию «Вэрайэти интернэшнл», где Герман Герштейн прочел ему пятиминутную лекцию о пагубности коммунизма и вручил толстый конверт сотенных купюр. Вторая остановка — «Голливуд Престиж Нэшнл пикчерз». Короткая прогулка сквозь линии пикетчиков — тимстеров и УАЕС — к зданию студии. Начальник охраны студии Уолли Волдрих открывал коробку с пончиками, обсыпанных сахарной пудрой и обрызганных каплями шоколада. Десять тысяч Говарда у него уже были в кармане. Взнос Микки Коэна в фонд «Сторонников американского образа жизни в кинематографе» будет на сегодняшний день его последним сбором. Через Сансет Базз поехал в Санта-Моника-каньон к укромному бунгало, где Микки оттягивается со своими прихлебателями, развлекается с девками и прячется от жены. С кучей денег в кармане Баззу и море по колено: вот если б Консидайн был поблизости, когда он будет сдавать мешок денег Эллису Лоу, он был его подразнил, посмотрел бы, что изменилось за те четыре года, когда он узнал о том, что Лора с Баззом погуливает. Если все пойдет как надо, он скажет Говарду, что берется бить коммунистов: Леотис Дайнин требует с него полторы штуки, а с этим черножопым связываться не стоит. Бунгало Коэна представляло собой постройку из бамбука, в зарослях тропических растений — там укрывались бойцы, когда Микки и Джек Драгна затевали перестрелку. |
