Изменить размер шрифта - +
Но не надо забывать также, что армия прежде всего делает из ребенка мужчину. Мужчины курят, напиваются, играют, развратничают. Кадеты знают: если они попадутся, их исключат из училища. Нескольких уже исключили. Не попадаются только самые проворные. Чтобы стать мужчиной, надо испытать опасности, надо быть отважным. Вот что дает армия, Гамбоа, а не только дисциплину. И дерзость и смекалку тоже. Ну хорошо, об этом мы можем поспорить в другой раз. Сейчас меня волнует как раз второе. Совершенно бессмысленная затея! И все же, если дойдет до полковника, это может серьезно повредить нам.

– Простите, сеньор капитан, – сказал Гамбоа. – Я согласен с вами: пока я об этом ничего не знал, кадеты моей роты могут делать все, что им вздумается. Но теперь я уже не мог оставаться в стороне, я бы чувствовал себя их сообщником. Теперь я знаю, что не все в порядке. Кадет Фернандес пришел и сказал мне ни много ни мало, что все три взвода давно смеются мне в лицо.

– Они стали мужчинами, Гамбоа, – сказал капитан. – Они пришли сюда изнеженными детьми. А теперь посмотрите на них.

– Я сделаю их настоящими мужчинами, – сказал Гамбоа. – Когда закончим расследование, я, если понадобится, отправлю в совет офицеров всех кадетов моей роты.

Капитан остановился.

– Вы похожи на фанатичного монаха, – сказал он, повышая голос. – Вы что, хотите испортить себе всю карьеру?

– Офицер не портит карьеру, когда выполняет свой долг, сеньор капитан.

– Ладно, – сказал капитан и опять зашагал по комнате. – Делайте что хотите. Но, уверяю вас, это кончится для вас плохо. И разумеется, не рассчитывайте на мою поддержку.

– Разумеется, сеньор капитан. Разрешите. Гамбоа отдал честь и вышел. Он пошел к себе в

комнату. На столике у него стоял портрет женщины. Она снималась еще до свадьбы, где-то за городом; где именно – Гамбоа не знал. Он познакомился с ней на вечере, когда учился в школе; она была тогда тоньше и ходила с распущенными волосами. Она стояла под деревом и улыбалась, сзади виднелась река. Гамбоа смотрел на фото несколько секунд, затем вновь принялся за рапорты и докладные записки. Потом внимательно просмотрел классные журналы. Незадолго до полудня он вышел во двор. Два солдата убирали казарму первого взвода. Увидев его, они стали навытяжку.

– Вольно, – сказал Гамбоа. – Кто убирает эту казарму? Вы?

– Я, сеньор лейтенант, – сказал один. И показал на другого: – Он убирает во второй.

– Идемте за мной.

Во дворе Гамбоа повернулся к солдату и, глядя ему прямо в глаза, сказал:

– Плохо твое дело.

Солдат машинально вытянулся и вытаращил глаза. У него было глуповатое безбородое лицо. Он ничего не сказал, словно и мысли не мог допустить, что в чем-то провинился.

– Почему не подал докладную записку?

– Я уже подал, сеньор лейтенант, – сказал солдат. – Тридцать две койки. Тридцать два шкафа. Только я подл ее сержанту.

– Я не о том. Не придуривайся. Почему не доложил о бутылках спиртного, сигаретах, картах?

Солдат раскрыл глаза еще больше, но не сказал ни cлова.

– В каких шкафах?

– Что, сеньор лейтенант?

– В каких шкафах прячут водку, карты?

– Не знаю, сеньор лейтенант. Наверное, это в другой казарме.

– Если врешь, получишь пятнадцать суток строгого, – сказал Гамбоа. – В каких шкафах держат сигареты?

– Не знаю, сеньор лейтенант. – И добавил, опустив глаза: – Наверное, во всех.

– А спиртное?

– Не во всех, наверное.

– А кости?

– Тоже, наверное, не во всех.

Быстрый переход