Он тщетно искал какой-нибудь способ защиты или отговорку, по все было напрасно.

Единственное, что он мог говорить, была только правда.

— Я не знаю, кто я и откуда пришел в этот мир. Я иду на запад, чтобы выяснить это.

— На запад? Почему именно на запад? А ну-ка, смелее, говори, куда идешь?

Фальк посмотрел сначала на Аргарда, затем на Ареннема. Он знал, что ответ им известен, и что Ареннем снова ударит его, едва его губы произнесут это слово.

— Отвечай! — прорычал бородатый.

Он приподнялся и наклонился вперед.

— В Эс Тох, — сказал, наконец, Фальк.

Снова Ареннем ударил его по лицу, и снова он принял этот удар молча и униженно, как ребенок, которого обидели неизвестные люди.

— В этом нет ничего путного. Он не собирается говорить ничего, что отличалось бы от того, что мы выведали, когда он был под воздействием пантона. Пусть он встанет, — вступился за Фалька Аргард.

— А что тогда?

Аргард пожал плечами.

— Он пришел сюда просить пристанища на ночь, и он может его получить. Поднимайся!

Веревку, которой он был привязан к стулу, ослабили. Фальк, шатаясь, поднялся. Когда он увидел низкую дверь и черный колодец лестницы, к которому его подвели, он попробовал сопротивляться и вырваться, по мышцы еще не были готовы ему повиноваться. Удар Ареннема застал его врасплох, и он скрючился.

Этим воспользовались его «провожатые», чтобы с силой пихнуть его через порог. Дверь захлопнулась, как только он попытался, шатаясь, удержаться на лестнице.

Здесь было темно. Дверь была подогнана так плотно, что напрочь закупоривала дверной проем. С внутренней стороны двери не было ручки, и ни звук, ни свет не проникали через такую тщательно сделанную преграду. Фальк сел на верхней ступеньке и уткнулся лицом в ладони.

Мало-помалу слабость его тела и растерянность в мыслях стали проходить. Он поднял голову и постарался напрячь зрение.

У него было острое ночное видение. На эту способность давным-давно указала еще Райна, глядя на его глаза с огромными зрачками. Но сейчас… только какие-то туманные, очевидно, ранее видимые им зрительные образы пробегали в мозгу.

Он был еще не в состоянии что-либо увидеть в такой кромешной тьме. Поэтому встал и, осторожно ступая по ступенькам, начал спускаться вниз.

Двадцать одна ступенька, двадцать две, двадцать три — все. Место стало ровным. Фальк медленно двинулся вперед, вытянув руку и прислушиваясь.

Хотя темнота в некотором смысле давила на него, сковывала его движения, страха в нем не было. Методично, на ощупь он определил форму и размеры обширного подвала, в котором он находился, и выяснил, что это только первая комната из многих, которые, судя по звуку, уходили в бесконечность.

Он вернулся к лестнице, сел на этот раз на нижнюю ступеньку и некоторое время не двигался. Его начали мучить голод и жажда, поклажа была у него забрана, ему ничего не оставили.

«Это моя собственная вина», — горько признался себе Фальк, и в его мозгу зазвучало что-то вроде диалога.

Что я такого сделал? Почему они напали на меня?

Зоув ведь говорил тебе: никому не доверяй. Они вот никому не доверяют и, пожалуй, правы.

Даже если бы к ним кто-нибудь пришел, прося о помощи?

С твоим лицом и твоими глазами? С первого взгляда ясно, что ты не являешься обычным человеческим существом!

Но ведь все равно они могли хотя бы дать мне выпить воды, произнесла детская и поэтому не ведавшая страха часть его мозга.