Фальк пошел вдоль него, потому что при этом не нужно было пересекать холмистую местность, а сама река обеспечивала его и питьевой водой, и хорошей охотой.
Было приятно временами идти вместо тропинки по песчаному берегу, когда вместо угнетавшей тьмы ветвей над головой было открытое небо.
Утром одного из многих дней, проведенных у реки, ему удалось подстрелить дикую курицу.
Куры здесь водились повсеместно, собираясь в пронзительно кричащие, низко летящие стаи, и куриное мясо стало основной его пищей.
Он перебил крыло этой птице и, когда подбирал ее, она была еще живя.
Она билась на земле и кричала пронзительным голосом:
— Брать жизнь… брать жизнь…
Он скрутил ей шею.
Слова звенели в его голове и он, как ни старался, не мог их заглушить.
Последний случай, когда животное заговорило с ним, произошел неподалеку от Дома Страха, и это значило, что где-то среди этих унылых холмов должны жить люди. Какая-то затаившаяся группа, вроде той, к которой принадлежал Аргард. Или дикие Странники, которые непременно убьют его, как только увидят его глаза. А может быть, это люди, которые живут в кабале у своего повелителя и которые отведут его к нему, чтобы тот с радостью превратил его в раба.
Он все же хотел отыскать дорогу к ним тогда, когда это ему самому будет удобно.
«Никому не верь, избегай людей!»
Теперь он хорошо выучил этот урок.
В этот день он осторожно двигался вперед и делал это так тихо, что зачастую водяные птицы, которых было полно на берегах реки, неожиданно взлетали почти из-под его ног.
Однако ему не попадались тропы, и он не видел никаких признаков человеческих существ, которые бы обитали у реки или близко подходили к ней. Только в конце одного короткого дня впереди него взлетела стая бронзово-зеленых уток и полетела над водой, перекликаясь между собой бессвязными словами человеческой речи.
Пройдя еще немного, он остановился, полагая, что в дуновении ветра ему почудился запах горящих дров. Ветер дул с северо-запада, и Фальк еще более осторожно двинулся вперед.
Когда на реку стал опускаться вечер, далеко впереди на заросшем кустарниками берегу мелькнул и исчез огонек, затем вспыхнул снова.
Теперь его остановили не страх и даже не осторожность, а то, что это был первый огонь с тех пор, как он покинул Поляну. Зрелище это чем-то странно тронуло его душу.
Осторожный, как всякое лесное животное, он подождал, пока ночь полностью вступит в свои права, а затем медленно и бесшумно двинулся по берегу реки, стараясь не покидать тень от ив, пока не подошел настолько близко, что различил квадрат окна, через которое был виден очаг. Это была маленькая хижина с острой крышей, на которой было полно снега. Высоко над темным лесом и рекой сияло созвездие Ориона, сейчас наиболее яркое в этой тихой и морозной ночи. Время от времени с ветвей деревьев падал снег, рассыпаясь на отдельные снежинки, плывшие над рекой и вспыхивающие, словно искорки в луче света, падающего из окна.
Фальк стоял, не сводя глаз с огня в хижине.
Он подошел еще ближе, стараясь не производить шума.
Внезапно дверь хижины со скрипом отворилась, земля перед ней озарилась золотым сиянием, и вверх поднялась снежная пыль.
— Иди сюда, к огню, — произнес человек.
Он стоял в проеме двери, совсем не заботясь о том, что был совершенно беззащитен, так как находился на свету, лившемся из хижины.
Хоронясь во тьме, Фальк ухватился руками за лазер и замер.
— Я ловлю твои мысли, незнакомец, — снова бросил в темноту хозяин хижины. — Я — Слухач. Иди смелее. Здесь нечего бояться. Или, может быть, ты меня не понимаешь? Ты говоришь на этом языке?
Фальк молчал.
— Ну что ж, будем надеяться, что ты меня понимаешь, потому что я не собираюсь пользоваться при общении с тобой мысленной речью. |