Так началось его обучение.

Парт поднялась из подвала и, проходя мимо старой кухни, увидела, как Фальк, сгорбившись в одном из оконных проемов, смотрит на падавший за грязным стеклом снег. Он был одинок и смотрел на снег, понурив голову. Это был десятый вечер с тех пор, как он ударил Россу и его пришлось запереть, пока он не успокоится. С того времени он замкнулся и ничего не говорил… Было как-то странно видеть его лицо, лицо взрослого человека, сделавшееся тусклым и тупым из-за ребяческого упрямства.

— Иди к огню, Фальк, — позвала Парт.

Она не остановилась, чтобы подождать его.

Возле очага в большой комнате она забыла о нем и стала думать о том, чем поднять собственное слишком плохое настроение.

Делать было решительно нечего. Снег все шел и шел, лица окружающих стали слишком привычными, книги рассказывали о вещах, которые уже давно не существовали или были где-то далеко, а потому и толку от них не было никакого. Вокруг притихшего дома и окружающих его полей стоял лес, молчаливый лес — бесконечный, однообразный и равнодушный. Зима последует за зимой, и она никогда не покинет этот Дом, потому что некуда будет уходить, и ничего нельзя с этим сделать.

На одном из пустых столов Райна забыла свой «теанд» — плоский инструмент с клавишами, который, как говорили, был хейнского происхождения. Парт подобрала грустную мелодию Восточного Леса, затем переключила регистр на его родное звучание и начала все заново. Она не слишком хорошо умела играть на этом инструменте и медленно находила звуки в такт своим словам, растягивала их, чтобы выиграть время для поиска следующей ноты.

Она сбилась с мелодии, затем все же нашла нужную ноту… стоит.

Молча с пустыми руками.

Эта была древняя легенда, родившаяся на невообразимо далекой планете. Ее слова и мелодия были частью наследства людей в течение веков Парт пела ее очень нежно, одна в комнате, освещенной огнем очага, а за окном в наступавших сумерках все валил снег.

Она услышала возле себя какой-то звук и, повернувшись, увидела Фалька. В его странных глазах стояли слезы.

— Парт, прекрати, — прошептал он.

— Что-то не так, Фальк? — забеспокоилась девушка.

— Мне больно от этого, — сказал он.

Он спрятал лицо, которое было зеркалом его бессвязного и беззащитного разума.

— Хороша похвала моему пению, — уколола она его.

В то же время она была тронута его словами и больше не пела. Позже этим же вечером она увидела, что Фальк стоял у стола, на котором лежал «теанд». Он не осмеливался прикоснуться к нему, как бы опасаясь выпустить мелодичного и безжалостного демона, заключенного внутри него, который плакал под пальцами Парт и превращал его голос в музыку.

— Мое дитя учится быстрее, чем твое, — заметила как-то Парт своей двоюродной сестре Гарре, — но твое растет быстрее. К счастью.

— Твое и так уже достаточно велико, — согласилась Гарра.

Она глядела на берег ручья, где Фальк стоял, держа на плечах годовалого ребенка Гарры. Полдень раннего лета звенел трелями сверчков и гудением комаров. Черные локоны то и дело касались щек Парт, когда руки ее проворно следовали за нитью прялки. Над челноком уже были видны головы и шеи танцующих цапель, вытканных серебром на черном фоне.

В свои семнадцать лет эта девушка уже считалась самой лучшей ткачихой среди женского населения Дома. Зимой ее руки всегда были выпачканы химическими препаратами, из которых изготовлялись нити и краски, а летом все свое время она уделяла ткацкому станку, приводимому в движение энергией солнечных батарей, воплощая в узоры все, что только приходило в голову.