|
За каким дьяволом властительница предлагает убийце своего жениха такие богатые дары? Он смотрел на одежду, лежащую на подушке, которую держала юная рабыня лет тринадцати. Сама она была совершенно не одета, но нельзя было сказать, что полностью обнажена. Тело было выкрашено краской, настолько успешно скрывавшей анатомические подробности, что Конан не сразу понял, что это краска.
– Тебе что-то не нравится? – спросила Лилува. – Я накажу всех своих рабов, если они принесли не самое лучшее!
– Нет, – ответил Конан. – Просто я не привык к такой изысканной одежде. Для жителя севера это все слишком роскошно.
Лилува рассмеялась.
– Ничто не сравнится роскошью в сравнении с твоим великолепным телом! Даже царские одежды будут для тебя все равно что медная оправа для бриллианта!
Юная рабыня, державшая одежду, позволила себе слегка нарушить свою неподвижность каменного изваяния. Уголки губ чуть дрогнули, голова наклонилась – девочка в смущении уставилась в пол.
– Вот, смотри – даже мои куклы согласны со мной, хотя я и не подозревала, что у них может быть какое-то мнение, пусть даже и не свое!
Конан вынужден был уступить давлению и одеться.
Лилува с восхищением оглядела его, обойдя кругом. Он больше не казался неотесанным мужланом.
– Ты великолепно выглядишь! – сказала Лилува. – Такой ты нравишься мне не меньше, чем без одежды. Хотя, конечно…
– Где мой меч? – мрачно спросил Конан. Лилува надула губки.
– Принесите ему его меч! – приказала она, едва не фыркая от возмущения. Ее перебили! не дали досказать до конца! Грудь Лилувы распирало от гнева и будь на месте Конана кто-нибудь из горожан, его бы уже раздели, растянули животом вниз и нещадно секли.
Когда Конан получил назад оружие, на душе у него стало гораздо легче. Он уже был готов простить Лилуву за то, что та одела его, как будто выставляла на торги.
Она, казалось, смотрела на него с любовью и обожанием.
– Я думаю, что ты голоден, и прежде чем продолжить день, нужно восстановить твои силы. Ты столько потратил на меня… – сказала она и хлопнула в ладоши: – Слуги! Ваши уши слышали!
– Но госпожа… – смущенно произнес Ханфий. – У стен города казаки, и, боюсь, они не намерены тянуть с приступом…
Лилува нахмурила брови:
– Все остальное потом! – твердо заявила она. – И Солнце может подождать, если я хочу угостить своего гостя! Поспешите же!
Слуги принялись изо всех сил быстро изменять покои. Красные драпировки сменились зелеными, появились два зеленых ложа и зеленый столик. На котором одно за другим стали возникать зеленые блюда с разнообразным содержимым различных оттенков зеленого цвета. Этот цвет, по мнению нынешнего придворного врача Лилувы, не только способствует пищеварению, но и развивает дух. Ибо зеленый цвет навевает человеку воспоминания о растительной жизни: о траве, деревьях, кустах, которые являются основой всего живого.
Правда, Конан ничего этого не знал. Как не ведал и большинства названий блюд, оказавшихся перед ним. Виноград, яблоки, груши и личжи он еще мог отличить, но эти фрукты составляли лишь небольшую часть яств. Зато Конан точно знал, что виноград способствует мужской силе страсти, долголетию и отваге в бою, а личжи прекрасно заживляет телесные и душевные раны. Но больше всего Конана привлекали напитки, волнующий запах которых он мог уловить даже на расстоянии.
Лилува возлегла на одно ложе и пригласила Конана на ложе напротив. Он не слишком жаловал такой этикет, но отказать прекрасной госпоже не смог.
– Начнем, пожалуй. – Лилува звонко хлопала в ладоши.
И тотчас же зеленые драпировки раздвинулись, и из них показались обнаженные руки, за ними постепенно появились молодые и страшно тонкие мужчины и женщины. |