– Но… Он же ведь может обмануть нас! Он может вернуться потом со своими казаками! В этом-то ему ничто не помешает!

– Ты, наверное, так бы и поступил, Ханфий, – с ядовитой улыбкой произнесла Лилува. – Но не Конан. Он слишком гордится собственным благородством, чтобы признаться в предательстве ради спасения собственной шкуры. Кроме того, он ведь не казак по происхождению.

16

Ворота со скрипом открылись, и при полных регалиях посла кошачьего города, несколько смешных, на взгляд киммерийца, Конан выехал навстречу казакам. Разбойные люди стояли плотной разноцветной гурьбой, к небу вздымалось множество пик с белыми и черными хвостами яков. Временами слышался нарочито громкий смех. Но постоянным был только один звук – лязг оружия.

Увидев Конана, Оруз расхохотался. Он и представить себе не мог отважного воина в таком нелепом виде. На голове шапка в виде тигриной головы, украшенной зачем-то павлиньими перьями, на груди – многорядное ожерелье из зубов разных животных, тело до щиколоток скрыто тяжелой красной накидкой с пришитыми к ней лапами шакалов и гиен.

– А, что я говорил! – завопил Юлма. – Не казак, он не казак и есть! И помрет не казаком! – С этими словами Юлма выхватил тонкую кривую саблю.

– Остынь!!! – проорал на него Оруз, да так громко, что Юлма тут же спрятал саблю обратно в ножны, смутившись и потупив взор.

– Эй, Конан! – закричал Оруз. – Ты что эти вырядился, как девка на смотринах? Или умом тронулся? Или поженился на ком из города?

Конан покачал головой, ничего не отвечая. Он подошел к Орузу и встал, глядя ему в глаза.

– Я ждал вас позже, – спокойно сказал он.

Оруз осклабился еще больше, показав, что зубы у него темные, гнилые, к тому же правый резец обломан под корень.

– Да ты, друг, никак не рад нам? А мы-то думали, что ты совсем по нам соскучился, – обернулся, и толпа соратников ответила ему дружным гоготом. – Вот и пивка крепкого тебе привезли. Знатное пиво. Коня с ног валит. – Казаки опять заржали. Чувство юмора у них был своеобразное, зато им его было не занимать.

– Ситуация изменилась, Оруз, – так же спокойно, словно бы разговаривал с незнакомцем, и не осушивал вместе с казаками озера вина и пива, сказал киммериец. – Город закрыт. Чума. И мы все умрем. Так что ради собственной жизни, Оруз, не веди внутрь людей.

Оруз вмиг посерьезнел. Рука его легла на рукоять меча, а рот сжался в узкую бледную линию. Смотреть ему в глаза было теперь так же страшно, как смотреть в глаза вожака волчьей стаи.

– Ты лжешь, пес, – с рычанием вымолвил он. – Я не вижу на тебе никаких признаков болезни. – Он поднял меч и направил острие в грудь Конана.

Конан потянул шнур накидки, и она соскользнула с его могучих плеч, явив кожу, на которой виднелись отвратительные черные пятна.

– Не трать свою силу, друг, – спокойно сказал он. – Она тебе потом пригодится. А я умру сам. Я уже мертвец. Ибо после такого не выживают. Черная смерть не шутит.

Оруз ткнул острием в одно из пятен и надавил. Из груди Конана потекла тонкая струйка крови.

– Ты… – сказал Оруз, собираясь с мыслями, но не успел завершить свой тяжелый труд.

Ворота города с жутким скрипом открылись, и оттуда на песок выпал человек. Лицо его было серо, и большую его часть занимали черные пятна, а в нескольких черных пятнах были гноящиеся язвы, и оттуда вытекала кровь. Голова человека была непокрыта, лишь несколько седых волосинок жалко торчали на ней, и на лысине тоже имелись черные пятна с язвами. Скрип продолжался – ворота открывались, и когда они открылись полностью, стало видно, что площадь перед воротами завалена трупами.