— Ах, как я понимаю, ты считаешь, это я действовала неблагородно.

— Конечно! Вообще-то ты вела себя по-настоящему жестоко.

Чанна моментально остановилась, упершись руками в бедра и задумчиво глядя вниз. Затем она подняла голову и скрестила руки на груди:

— Симеон, я заметила, что Рейдон был здесь на двенадцать лет дольше положенного срока.

— Он не хотел уезжать, — отозвался Симеон с подозрением.

— Но шесть лет назад он подал прошение об отставке.

— Он передумал и забрал его. Я не собирался давить на него. Он был моим другом.

— М-да. Знаешь, просматривая отчеты о собраниях за последние несколько лет, я попросту не могла не заметить, что все вели себя так, словно его здесь не было. В тех редких случаях, когда он пытался внести в дело свой вклад, ему приходилось спрашивать разрешения. Или тебе никогда не приходилось слышать слов: «Так, Симеон?», «Да, Симеон?»

— И что же ты имеешь в виду?

— Я имею в виду коренные различия в наших подходах, Симеон. Если я бываю жестокой, то лишь для того, чтобы не стало еще хуже. Если ты бываешь жестоким, то лишь для того, чтобы все делалось по-твоему.

— Что?!

— Тебе, без сомнения, известно, что дружба всегда взаимна. А может быть, Рейдон оставался здесь только потому, что знал — ты хочешь этого. Ты уже давно действуешь так, как тебе заблагорассудится. Не думаю, чтобы ты мечтал о появлении здесь нового человека. Какого-то чужака, которому еще вздумается все поменять по-своему вместо того, чтобы согласиться на ту замечательную, спокойную жизнь, к которой ты уже давно привык.

— И откуда ты взяла весь этот бред собачий?

Она пожала плечами.

— Это так, или ты просто настолько привык видеть его изо дня в день покорным и униженным, что перестал это замечать. В любом случае, он наверняка именно так себя и чувствовал.

— Я знаю его, Хэп, а ты нет. Если бы у Тэла были проблемы, он бы обязательно о них рассказал. Зачем ему надо было страдать в одиночестве, если он знал, что всегда может обратиться ко мне?

— Ты просматривал отчеты?

— Мне не надо ничего просматривать. Я был здесь.

— Знаешь, они подтвердят все, что я сказала.

«Сука в никелированной упаковке!»

— А тебе никогда не приходило в голову, что ты относишься ко мне с предубеждением? Ты считала меня виноватым уже с первых минут после того, как мы поздоровались. Позволь уж, всезнайка, рассказать, почему нельзя судить о Рейдоне только по отчетам. Он ненавидел все эти проклятые собрания. «Черт, — обычно говорил он, — от этой пустой болтовни у меня размягчаются мозги». Он редко говорил на собраниях. Это было не в его стиле.

— И давно это стало у вас обычным делом — оспаривать каждое его слово, если он все же решался заговорить?

— Любой твой вопрос звучит как обвинение в преднамеренном убийстве.

Чанна закусила нижнюю губу.

— Симеон, записи подтвердят мои выводы: понять все это было несложно, это лежит на поверхности. Ты можешь и сам найти тому подтверждение — просмотри обзор видеозаписей собраний. Хорошо?

После минутного раздумья у Симеона словно открылся внутренний глаз, и он увидел горькую улыбку своего бывшего напарника. Рейдон всегда говорил по этому поводу: «А, похмелье», — но…

— Ты бьешь ниже пояса, Чанна, — сказал он.

Она вспыхнула, но выражение ее лица осталось враждебным.

— Я страшно разозлилась, — искренне призналась она. — Моя карьера летит псу под хвост только потому, что ты хотел оставить его здесь.