|
Тоже пусто. С тростью наперевес, ожидая, что в любую секунду на него кто-то или что-то набросится, Джозеф прокрался к спальне Тари и приоткрыл дверь. Девочка крепко спала. Он поставил трость рядом с кроватью и вгляделся в безмятежное личико. Коснулся щеки. Теплая. Дышит? Под одеялом не поймешь. Он закрыл ей нос ладонью, и девочка пошевелилась. Поцеловал, вдохнул тонкий запах волос и только тут заметил на одеяле раскрытый блокнот. Тари как всегда рисовала в кровати, да так и заснула. Рисунок изображал трех насекомых в небе над высокой скалой. Джозеф поднял блокнот с карандашами и переложил на пустой комод. Потом снова повернулся к спящей дочери. В целом мире никого нет дороже. И красивее. Только бы с ней ничего не случилось. Он и так сам не свой, с тех пор как стал ее реже видеть.
Суббота
Доктора Томпсона разбудил телефонный звонок. Доктору снился музей. Здесь выставлялась одежда тех, кто считался погибшим при кораблекрушении. Одежду нашли в сундуках, выброшенных на берег. Так что хозяева вряд ли объявятся. Под толстым стеклом – обломки кораблей, налетевших на скалы и айсберги. Повсюду медные таблички с историей каждого экспоната. Томпсон задержался у витрины с манекенами, одетыми в костюмы разных эпох. Надпись на медной табличке гласила: «СМЕРТЬ ЧЕРЕЗ УТОПЛЕНИЕ». Доктору показалось, что один из манекенов подмигнул. Как раз в этот момент прозвенел звонок, извещая посетителей, что музей закрывается. Этот звон и разбудил Томпсона. Доктор сел, путаясь в толстых одеялах. Где-то вдали визжала цепная пила. Кто-то запасался дровами на зиму. Телефон звонил. «И давно он так? – подумал Томпсон. – Сегодня какой день? Суббота? Сегодня суббота, выходной. Наша больница не дежурная. Так что ж он звонит, зараза? Может, все-таки не суббота?» Наконец доктор дотянулся до тумбочки и взял трубку. Звонил Уилл Питерс, патологоанатом больницы в Порт-де-Гибль. Он имел сообщить, что к ним доставили Ллойда Фаулера. «Мертв по прибытии». – Причина смерти? – сварливо спросил Томпсон. Он давно недолюбливал Питерса – тот ко всем относился немного свысока. А с какой стати, спрашивается? Видимо, в окружении покойников забываешь, как вести себя с живыми. – Точно пока не могу сказать, – сдержанно ответил патологоанатом. – Вскрытие не закончено. – Инфаркт? – У Томпсона уже начинала болеть голова. Он потер виски, приложил ладонь ко лбу и зажмурился. – Никакого инфаркта. Здоровое, крепкое сердце. Повреждений тоже никаких. Доктор облегченно вздохнул. Он только позавчера обследовал Ллойда Фаулера. Если бы тот умер от инфаркта, Томпсон был бы отчасти повинен в его смерти. «Может, я что-то проглядел? Старею, наверное. Если я впаду в маразм, как я об этом узнаю?» На лестнице послышался мягкий топоток кошачьих лап. Раздалось требовательное «мяу». Агата пришла на голос хозяина. – Жена говорит, он задыхался. А в легких – чисто. Томпсон подумал о Донне Дровер, матери Масса. Масс тоже внезапно умер, и тоже естественной смертью. Правда теперь доктор сомневался, что эта смерть была такой уж естественной. Донна лежит под кислородной маской на шестом этаже больницы в Порт-де-Гибль. Изменений не наблюдается. При этом легкие вполне способны функционировать. В дыхательных путях – никакой инфекции, никаких застойных явлений. Может действительно всему виной депрессия? Но где это видано, чтобы человек с тоски перестал дышать? – Алло! Доктор! Агата вскочила на подушку, урча и мяукая одновременно. Ласково, но с чувством собственного достоинства потерлась о щеку Томпсона своей черной шубкой. По утрам она всегда очень оживлялась. – Извините, просто вы меня слегка озадачили. – Томпсон, не глядя, почесал кошку за ухом. |
