— Это и есть одна из самых хранимых тайн Книгорода? — спросил я. — Вы боитесь, как бы кто-нибудь не узнал, что вы ленитесь вытирать пыль?

Улыбнувшись, Смайк легонько толкнул одну полку, и вместе со стеной, на которой висела, она отошла в строну. Передо мной открылся длинный подземный ход, залитый пульсирующим светом.

— Ну что, готовы вступить в катакомбы Книгорода? — торжественно спросил Смайк и четырнадцатью левыми ручками указал на туннель. — Не бойтесь, это будет экскурсия с гидом. Возвращение гарантировано.

Мы вошли в туннель, вполне сносно освещенный медузосве-тами — атмосфера царила точно такая же, как в моем вчерашнем видении, но здесь не было ни книг, ни стеллажей. Вместо них по стенам через равные промежутки висели картины, написанные маслом, на которых были изображены исключительно червякулы в костюмах разных времен.

— Это все Смайки, — без тени гордости объяснил почерковед, когда мы проходили мимо. — Мои предки. Вот! Это Просперий Смайк, старший палач Флоринта. Вон та с лукавым взглядом — Бегула Смайк, известная шпионка, мертва уже три века. Уродливый тип за ней — Галиротий Смайк, подлый пират, который во время длительного штиля сожрал собственных детей. М-да, что ж, родственников не выбирают, верно? Семейство Смайк разбросано по всей Замонии.

Один портрет меня заинтересовал. Фигура на нем отличалась нехарактерной для Смайков худобой, в ней не было ни тени ожирения, свойственного червякулам, а в колючем взгляде как будто посверкивало безумие.

— Хагоб Салдалдиан Смайк, — пояснил Фистомефель. — Мой близкий родственник. От него я… но об этом позже. Он был художником. Резал статуэтки. У меня весь дом ими забит.

— Но я у вас ни одной статуэтки не видел.

— Неудивительно, — отозвался Смайк. — Их невооруженным глазом не разглядишь. Хагоб ваял микроскульптуры.

— Микроскульптуры?— Да, сначала из вишневых косточек и рисовых зерен. Потом исходный материал все уменьшался и уменьшался. Под конец он стал высекать скульптуры из обрезков волос.

— Такое возможно?

— Собственно говоря, нет, но Хагоб сумел. Когда вернемся, я покажу вам кое-какие под микроскопом. Он вырезал целую битву при Нурнвальде на одной-единственной реснице.

— Вы происходите из необычной семьи, — с удивлением сказал я.

— Да, — вздохнул Смайк. — К сожалению.

Чем дальше уводил нас полого спускающийся туннель, тем древнее становились картины. Это было видно по сети трещинок в слоях краски и лака, по одеяниям червякулов и по тому, как примитивнее становилась техника письма.

— Род Смайков может проследить свои корни до Замонийского океана — а под его поверхностью они уходят еще дальше, спускаются все глубже и глубже до самого дна. Не рисуясь, скажу, что мое происхождение мне, в общем и целом, безразлично. Смайки всегда друг друга сторонились. Стремление идти своим путем тоже у нас в крови.

Туннель резко поменял направление, но спартанская обстановка осталась прежней: редкие медузосветы в потолке и картины по стенам, вот собственно говоря и все.

— Туллафад Смайк, — объяснял по дороге Фистомефель. — Прозванный Скорпионом Пустыни. Он гопил своих врагов в песках. Разумеется, такое удается только при наличии зыбучего песка. — Он указал на другую картину. — Окусай Смайк. Этот правил преступным миром Железнограда. Велел выковать себе стальные челюсти и заживо пожирал своих оппонентов — единственный из Смайков, опустившийся до уровня Циклопов с Чертовой Скалы.