У меня внутри малость отпустило. Ощущения, как будто отравился, но это не отрава, точно. Живот вообще ни фига не болел, зато мутило, словно бы прямо в голове. Не, раньше так сильно никогда не прихватывало…

– Так что, на армию, типа, болт забить? – осмелился Фриц. Кажется, эта мысль ему здорово пришлась по душе. – А работать вообще не надо? А что тогда, воровать?

– Забить надо на подлое государство, убивающее русских. А работать надо так, чтобы приносить пользу товарищам. Кто реально хочет и может принести пользу, без работы не останется. Мы – белое сопротивление. Долг каждого из нас – всеми силами подрывать и раскачивать прогнивший путинский режим.

– А какой режим не прогнивший? Вон, мой дед Сталина хвалит. Сталин тоже прогнивший был? – спросил Роммель.

«Сейчас он закурит», – подумал я.

– Сталин спасал страну, – кивнул Оберст. – Спасал, но был непоследователен. После смерти Сталина власть в стране снова захватили те, с кем он боролся, – Оберст взял у Фельдфебеля сигарету, Рябов подскочил с зажигалкой.

– Ну да… А дед обещал мне тыкву пробить, если свастику еще увидит, – хохотнул Роммель. – Он на Сталина своего молится, но зато против Гитлера. А еще он говорит, что Сталин-то грузином был, так что тоже был против русских…

Мне показалось, что вот-вот я ее поймаю. Поймаю жутко важную мысль, упущенную ночью. Или упущенную еще раньше, когда мы дрались с придурками из Москвы. Кажется, это случилось тогда, когда мне засветили по куполу.

Кажется, именно тогда мне впервые приснилось…

– Кем был Сталин, это еще вопрос, – перебил Оберст. – Есть мнение, что вождь был по отцу осетином, а это совсем другая нация, осетины близки к арийцам. И войны с Гитлером бы не случилось, если бы не жидовский заговор. Кто-нибудь из вас слышал или читал речь Гитлера, которую он произнес в день начала войны?

Он ждал ответа, а фигли тут сказать. Я Оберста слушал и ловил кайф. Сам не знаю, почему. Ясное дело, никто из нас речей не читал.

Одно могу сказать точно – мне тут было лучше, чем дома.

…Хобот вытягивает руку-манипулятор, ворошит обломки. Мин нет, ни электроники, ни прыгунов, ни кислотных преобразователей, ни эмбриональных гибридов. Мин нет, зато среди хлипкой глиняной скорлупы обнаруживаются три фиолетовых трупа.

– Бауэр, на них ни мин, ни оружия. Пробы брать?

– Давай, только живо!

Я быстро взвешиваю. Комбинат должен быть совсем рядом, достаточно обогнуть внутри улицы огромный шар и свернуть влево, в один из треугольных выходов. Но что-то мне подсказывает изменить план. Мы отправимся в обход, по новой трубе.

Парни окружили нас кольцом и ждали, пока Хобот закончит. Сорок секунд спустя процессор выдал результаты проб. Еще до того, как в визоре пробежали последние цифры, я приказал Хоботу по закрытой связи молчать. Мне совершенно не нужно, чтобы декурия сейчас обсуждала, отчего погибли эти трое. Детально исследовать их чужеродные организмы уже ни к чему. Всех троих убили весьма оригинальным способом. Им вывернули позвоночники. Как будто кто-то зажал их плечи в тиски, а затем с силой провернул туловище вокруг оси. Несколько раз, туда и обратно.

Итак, картина несколько меняется. Легат считал, что фиолетовые старожилы города напали на персонал научной базы; теперь мы убедились, что туземцев тоже кто-то уничтожал весьма нецивилизованными методами.