– Предложить – каким образом? Что вы такого можете сделать за два миллиона экю, чего «Солитон» не сделал бы в тысячу раз лучше?

– Я могу запустить вашу вторую версию, совершенно недоступную ни для какого вреда. Могу дать вам своего рода гарантию от любых законов против Копий… или падения метеорита… или чего угодно, что может пойти неладно.

На миг Томас лишился дара речи. Эта тема не то чтобы была совсем запретной, но он не мог припомнить, чтобы ранее кто-то поднимал её так прямолинейно. Впрочем, он быстро опомнился:

– Спасибо, у меня нет ни малейшего желания запускать вторую версию. И… что имеется в виду под «недоступную для вреда»? Где будет находиться ваш неуязвимый компьютер? На орбите? Где ему хватит метеорита величиной даже не с булыжник, а с мелкий камешек?

– Нет, не на орбите. И если вы не хотите вторую версию, прекрасно. Можете просто переехать.

– Да куда переехать? Под землю? На дно океана? Вы ведь даже не знаете, где исполняются программы этого офиса, верно? Почему вы уверены, что можете предложить место лучше, да ещё за столь смехотворную цену, если не имеете ни малейшего представления, насколько уже обеспечена моя безопасность? – Томас ощутил нарастающее разочарование и обычно не свойственную ему досаду. – Прекратите свои претенциозные заявления и переходите к делу. Что вы продаёте?

Дарэм покачал головой, прося прощения.

– Этого я не могу сказать. Пока не могу. Если я попытаюсь объяснить вот так, с нуля, это покажется бессмыслицей. Сначала вам нужно кое-что сделать. Нечто очень простое.

– Да? И что же?

– Нужно провести маленький эксперимент.

Томас нахмурился.

– Что за эксперимент? Зачем?

Дарэм – эта запрограммированная марионетка, безжизненная оболочка, управляемая существом из других измерений бытия, – посмотрел ему прямо в глаза и ответил:

– Вы должны позволить мне показать, что вы такое на самом деле.

В этих первоначальных моделях имелось приблизительное подобие мозга, достаточное для воспроизведения результатов операции на сердце или иммунотерапии и даже приносившее некоторую пользу, когда речь шла о макроскопических повреждениях мозга или опухолях, но совершенно никчёмное при исследовании тонких нейрологических проблем.

Постепенно технологии отображения улучшались и к 2020 году достигли уровня, когда стало возможным картирование отдельных нейронов; были измерены свойства отдельных синапсов, и всё это без хирургического проникновения в организм. Сочетая возможности разных сканеров, каждую деталь мозга, имеющую значение для психологии индивида, считывали с живого органа и могли воспроизвести на достаточно мощном компьютере.

Поначалу моделировали отдельные нервные пути: зрительные участки неокортекса, интересующие разработчиков систем машинного зрения, или отделы лимбической системы, роль которых оставалась под вопросом. Эти частичные модели принесли ценные результаты, но лишь абсолютно функциональное полное воспроизведение всего мозга, помещённого в целиком воспроизведённое тело, позволило бы тестировать самые тонкие достижения нейрохирургии и психофармакологии. Прошло, однако, несколько лет, прежде чем кто-либо попытался создать такую модель. Отчасти из-за беспокойства (редко высказываемого вслух) о перспективах, которые могли открыться вследствие этого. Формально ничто этому не препятствовало: законодательные органы и отраслевые комитеты по этике занимались лишь интересами людей и животных, и ни в одну лабораторию ещё не швыряли зажигательных бомб активисты движения против бесчеловечного обращения с физиологическими программами.