— Наверное, опять неправильно дышал во время ужина. — Ответил я и, натянув рубашку, под сочувственно-восхищенные взгляды моих товарищей отправился к Шарпу.

2

Шарп был главным контролирующим специалистом, чья задача состояла в том, чтобы смотреть за тем, как смотрят за нами. У него был свой кабинет в административном корпусе: очень холодный и очень узкий. Про себя мы назвали его «кишкой». Обычно он сидел, закутавшись в телогрейку и зимой, и летом, надев высокие сапоги, в которые заправлял суконные штаны защитного цвета.

— Вы звали меня, сэр? — Пытаясь быть более или менее учтивым, спросил я, войдя в кабинет.

Я был в одной рубашке и меня пробил собачий холод, так что я невольно задрожал.

— Что с тобой? — Покосился на меня Шарп.

— Холодно, сэр. — Пояснил я, потирая руки и скукоживаясь, будто пытался завернуться сам в себя.

— Встань ровно! — Рявкнул Шарп и холод сразу прошел. — Ты сегодня опоздал.

Это не было вопросом, но я понимал, что раз уж мне не избежать участи пленника, то я мог хотя бы посопротивляться.

— Нет, сэр. Я пришел еще до отбоя. — Тихо ответил я.

— Что? Хочешь сказать, что не таскался с этим, — он посмотрел на тетрадный листочек, — Люком Бландтом?

— Сэр, мы просто гуляли. — Ответил я, и мне снова стало холодно.

Шарп поежился, сильнее прикрываясь своим сюртуком.

— Ты живешь здесь четыре года и должен знать, что контакты с представителями других возрастных групп недопустимы.

— Но, сэр. — Я поднял руку, будто пытался отмахнуться от назойливых, глупых обвинений, но Шарп стукнул кулаком по звонку на его столе и в дверях появился рослый, полоумный парень, которого мы звали Дед, а как было его настоящее имя никто из воспитанников не знал.

— Отведи его в камеру. — Кивнул Шарп и посмотрел на меня.

Он привык к мольбам от тех, кому удавалось схлопотать пару часов или дней в изоляторе, но от меня он никогда не получал такого удовольствия.

— На два дня. — Добавил он, когда Дед схватил меня за руку.

Дед ослабил хватку, когда мы вышли из кабинета Шарпа и сочувственно посмотрел на меня.

— Что? — Грубо спросил я.

Дед был славным парнем, лет двадцати, который тоже воспитывался здесь, и я не знаю, стал ли он недоумком после этого воспитания, или уже родился таким, но факт оставался фактом: умом он точно не блистал. Казалось, все жизненные силы, которые должны были уйти в мозги, ушли, на самом деле, в рост.

— Ты злой. Это не полезно. — Тихо отвел он.

Я снова посмотрел на него, оценив сосредоточенность его лица и нахмуренный лоб, перерезанный глубокой морщиной и красный широкий шрам на шее.

— Всегда хотел спросить, — я решил отвлечься, пока мы шли до изолятора, — откуда у тебя это? — Я поднял свободную руку и провел пальцем по шраму.

Дед дернулся и схватил меня крепче, что я даже свистнул. Мне показалось, что он мне все кости на руке переломал.

— Мои друзья обозлились на меня. — Ответил он.

— Хороши друзья. — Заметил я, но больше ни о чем спрашивать не стал. Как я уже сказал, каждый в этом лагере, раз или два калечился.

Изолятор был низким одноэтажным зданием, серовато-молочного оттенка, с протертыми углами и облупившейся жестяной крышей, еще лет тридцать назад крашенной в красный цвет.

Дед втолкнул меня в двери и вошел сам.

— Мистер Шарп пригнал его. — Сказал он охраннику на входе.