Я не могу сделать ничего, чтобы остановить это.

— Эй, эй, прекрати. Мы со всем разберемся, хорошо? Мы найдем выход. Но сначала, мы поедим, немного отдохнем, и затем спасем мир. Так?

— Просто поторопись, — сказала она. — Ничто плохое не может произойти, когда я с тобой.

— Ухты. Не знаю, чувствовать мне смущение или испуг.

— Испуг более полезен прямо сейчас.

— Отличная мысль. Я скоро буду, хорошо? Я бегу.

Она улыбалась, хотя слабо, когда она повесила трубку. Она осталась на кровати с арбалетом рядом с собой, пока она не услышала, что парадная дверь внизу открылась и закрылась, и голос Шейна окликнул ее.

Она встала, взяла арбалет и телефон, и спустилась вниз, чтобы встретить его. Он выглядел немного взволнованным по поводу арбалета, пока ставил заляпанную жиром сумку на обеденный стол в углу.

— Ожидала кого-то еще? — спросил он. — Поскольку надеюсь, что это не предназначено для меня.

Она опустила его, побежала к нему, и отчаянно поцеловала его. Он прижал ее и поцеловал в ответ, тепло, сладко и мягко, и лишь его присутствие здесь вместе с ней, делало вещи намного, намного лучше.

Она, наконец, перестала его целовать и положила свою голову на его грудь.

— Спасибо, — сказала она. — Спасибо за то, что помнишь.

— Да без проблем, — сказал он. Его голос звучал довольным. — Но ты можешь не благодарить меня за бургеры и картошку фри. Не думаю, что закусочная Дэна поработала сегодня хорошо.

— Что угодно, — сказала она. — Пока ты здесь.

— Клер. — Он слегка отодвинул ее и приподнял ее подбородок. Он выглядел усталым, и взволнованным, и она подумала, что он, в глубине души, так же взбешен, как и она. — Не забывай меня, хорошо?

— Я не забуду, — пообещала она. — Я не думаю, что когда-либо смогу. Даже не… даже если…

Он обнял ее, и им действительно не нужно было заканчивать этот разговор. Так было… лучше. В конце концов, он сказал:

— Бургеры остывают, — и Клер отпустила его и пошла в кухню, чтобы захватить все необходимые напитки для ужина. И да, бургеры были очень большими, и картошка немного остыла, но она смаковала каждый укус. Это был вкус нормальной жизни, и она нуждалась в каждом кусочке, которого она могла получить. Позже они все убрали, и Шейн решил, что лучше он помоет посуду, поскольку была очередь Евы, а она, так или иначе, не собиралась помнить, даже если бы она каким-то чудом нашла дорогу сюда. И это также ощущалось правильным.

Казалось, что контролируешь ситуацию, по крайней мере на кухне.

Клер позвонила маме, которая рассказывала об обследованиях, которые проходил ее папа, и как они планировали операцию, чтобы установить клапан в его сердце, и насколько он поправился, действительно, учитывая все обстоятельства. Клер говорила совсем немного, потому что боялась, что лишь начнет истерически плакать, если заговорит. Мама, казалось, не заметила — папа был в центре ее внимания, конечно же. И это было хорошо. Последнее, что ее мама сказала ей:

— Я очень люблю тебя, милая. Береги себя. И позвони мне завтра.

— Обязательно, — прошептала Клер. — Тоже тебя люблю, мам.

Она повесила трубку прежде, чем ее голос задрожал, и увидела, что Шейн наблюдает за ней со своего рода теплым пониманием на лице.

— Это было тяжело, да? — он спросил, и обнял ее. — Твой папа в порядке?

— Лучше, чем они ожидали, — сказала Клер, и глубоко вздохнула.