Хочешь обменяться ударами, почувствовать крепость чужого кулака и самому ударить, но твой кулак увязает в жиже человеческой расхлябанности. Люди слишком много времени уделяют своей исключительности, копаются в своей психологии, будто собрались жить тысячу лет, не терпят ни малейшего противоречия… Не повторяй их ошибок. Прими: ты ни в чём не виноват. А если виноват, то сейчас это не имеет значения. Просто сделай всё, что в твоих силах, чтобы спасти Катю и друзей. Отдай за них жизнь, если придётся. Но не развлекайся самобичеванием, пока они страдают. Не унижайся».
Максим промолчал в ответ. Отец не ждал от него слов. И так было сказано многое. Действуй. «Исполни свой долг и доверься судьбе» – строка, дважды подчёркнутая Корноуховым в «Происхождении» Стоуна, помеченная на полях значком «sic» и дополнительно выписанная на коричневом форзаце. Хорошая строка.
Максим открыл глаза. Задержался в разведке и знал, что Марден опять станет злиться, перемежая английскую речь испанскими словами. Максим привык к проводнику, к его манере говорить, а главное, понял, что Марден хороший человек. Любит Лучо, хоть и отказывается вслух признавать своё отцовство. Из обрывочных рассказов мальчика Максим догадался, что именно Шустов в своё время помог им воссоединиться. Отец умел походя влиять на жизни других людей.
Проводник ворчал на Лучо, но стоило мальчику на прошлой неделе свалиться с гладкоствольной пальмы, на которую сам же Марден его и отправил, так Марден помчался к нему, принялся ощупывать руки и ноги Лучо, выискивать малейшие ссадины на голове и с гневом отметать бегавших поблизости муравьёв. Правда, убедившись, что сын в порядке, Марден отвесил ему подзатыльник, пробурчал что-то гневное и до позднего вечера огрызался на него по любому поводу. Максим, сковыривая с маврикиевых ягод змеиную кожуру, поглядывал на проводника с улыбкой. По-своему завидовал Лучо. Хотел бы в его возрасте оказаться в одной из экспедиций отца.
Внешне похожие на еловую шишку, разве что не заострённые к концу, плоды маврикиевой пальмы гроздьями теснились на обвисшей кроне. Цепкий Лучо за одну вылазку срезáл их по килограмму – и срезáл бы больше, но Марден не хотел, опустошая пальму, оставлять явные следы. Поначалу жёлтая с белыми прожилками мякоть казалась вкусной, но в последнее время от её кисловатого сока у Максима воспалились дёсны. Жевать приходилось насилу. Припасы, закупленные в Науте, давно закончились. Охотиться не было ни времени, ни возможности; Марден и Максим опасались привлечь внимание агуаруна из группы Скоробогатова, поэтому пробавлялись подножным кормом и рыбалкой.
Изредка проводнику удавалось поймать в силок крикливого тукана – птицу в целом невзрачную, темнокрылую, но будто для карнавала украшенную бутафорским, непропорционально громоздким жёлтым клювом, белым нагрудником и очками с ярко-оранжевой оправой и голубыми линзами. Туканы, как и большинство птиц в джунглях, издавали неприятные звуки – не то гортанное кваканье, не то хрюканье, – были подвижны, любопытны, однако в силок, даже с фруктовой привадой, наступали неохотно. Мясо их, тушёное или жареное, Максиму не нравилось, и оставалось верить Мардену на слово, что в июне-июле, в период затяжной линьки, туканы становятся лучшим из блюд в местных лесах.
– Он ждёт.
Шёпот, раздавшийся над ухом, заставил вздрогнуть. Марден отправлял Лучо на поиски Максима, стоило тому замешкаться в отлучке, и каждый раз мальчику удавалось до того бесшумно подкрасться со спины, что, кажется, не услышал бы самый чуткий из диких зверей.
– Сейчас. – Максим не спеша поднялся с земли.
Ходил на разведку осмотреть границы разбитого Скоробогатовым лагеря, а на обратном пути нарочно задержался «поговорить с отцом». После ночи, проведённой в Пасти каймана, примирился с его голосом. Он спас Максима от смерти. |