– О, будь серьезным, – проговорила Джанин, хотя было ясно, что ей все равно: говорил ли он это серьезно или нет. Ей просто хотелось, чтобы Дуэйн поскорее ушел, а она возобновила бы печатание автобиографии Лестера.

Заверив Лестера и Джанин, что он не раскроет места их пребывания, Дуэйн спустился вниз по лестнице. На душе теперь было уже не так тяжело. На тротуаре он заметил толпу, разглядывавшую Дики в исполнении Сюзи, за который она получила голубую ленту.

Не раздалось ни одного возгласа против, когда первая премия была присуждена этой работе. Художницы, представившие на выставку в основном своих отпрысков, критически рассматривали портрет, отмеченный высшим отличием.

– Руки у нее получились, – заметила одна пожилая женщина. – Это не так-то легко. Вот глаза мне удаются, но с руками я всегда мучаюсь.

Джуниор Нолан пристроился на корточках под ближайшим дубом, слушая, как люди превозносят портрет Дики Мура, нарисованный его женой, с которого свешивалась голубая лента. Лицо Джуниора больше не казалось грустным. Оно было преисполнено гордости.

ГЛАВА 86

На улице Дуэйн столкнулся с тем, кого меньше всего хотел бы видеть, то есть с Бастером Ликлом. Бастер заметил его прежде, чем он успел нырнуть в свой пикап, и, перебежав улицу, схватил Дуэйна за рукав.

– Дуэйн, мы в беде! – отчаянно проговорил он, обливаясь потом.

– А… ты имеешь в виду закрытие банка? – спросил Дуэйн.

– Нет, сувениры! – ответил Бастер, переходя почти на крик. – Они совсем не расходятся. Проклятое прошлое никто не хочет покупать. Продано всего лишь сорок пепельниц, а чертов праздник завтра уже заканчивается.

– Сорок? А сколько осталось?

– Сорок из трех тысяч. Мы реализовали только сто рубашек с символикой, да и то малых размеров.

– Ты наседаешь на меня так, словно я могу чем-то тебе помочь, – заметил Дуэйн, освобождаясь от рук Бастера.

– Ты обязан что-то предпринять! – горячо продолжал Бастер. – Я останусь с голой задницей после этого праздника! Никто не хочет покупать пепельницы, и прокатиться на коляске в такую жару никого не заманишь!

– Я не понимаю, чем могу тебе помочь, – удивился Дуэйн.

– Выступи по телевидению, – взмолился Бастер. – Уговори одну из телевизионных станций в Уичита, чтобы они дали тебе возможность выступить.

– Выступить по телевидению? Зачем?

– Убеди людей в том, что они любовно должны относиться к своему славному наследию. Убеди их в том, что прошлое принадлежит всем нам, что они должны прибыть сюда, чтобы узнать о нем, пока не поздно.

– Прошлое может принадлежать всем нам, но пепельницы и рубашки с символикой принадлежат тебе. Город предлагал тебе участвовать в этом деле пополам, но ты хотел получить все один.

– Что мне делать с тремя тысячами пепельниц? У меня еще пять тысяч рубашек. И потом, куда девать перечницы с солонками?.. Подушки с половыми ковриками, где изображено здание нашего суда? Как избавиться от всего этого дерьма? Я не могу возвращать его обратно.

– Почему бы тебе не пустить прошлое со скидкой в девяносто процентов, – предложил Дуэйн, садясь в машину. – Разойдется как горячие пирожки.

Он хотел было отъехать, но Бастер ухватился за стойку зеркала. На его лице было написано отчаяние. Это выражение, подумал Дуэйн, последнее время стало очень популярно в Талиа.

– Постарайся пробиться на телевидение, – настоятельно проговорил Бастер. – Прошу тебя, Дуэйн. Люди тебе верят. Расскажи про Аламо, Сэма Хьюстона и лонгхорнов… Напомни им, что магазин сувениров открыт с семи утра до полуночи в последний день праздника.